– Значит, вы принимаете наше предложение, – уже утвердительно сказала она.
– Вы знаете девиз военной касты?
– «Что сопротивляется, подлежит уничтожению», – ответила Молния.
– Верно, я никогда не откажусь от этого кредо. И знаете почему?
– В ней ваша жизнь.
– Раньше формулировка сути военных звучала несколько иначе… Вообще это искажение древней мудрости: «Что сопротивляется, подлежит преодолению». То есть трудности надо преодолевать. Сейчас об этом уже забыли, но я люблю краткие и ёмкие выражения. В частности, я изучал поговорки и пословицы людей. Противника нужно знать изнутри. И вот ваш посланник сказал фразу, от которой я не могу избавиться: «Ошибки нужно исправлять». Мы совершили ошибку и посланник погиб. Вы ждали от нас таких действий, ждали нашей ошибки и указали на неё. Каждый вложил в новый союз что-то от себя, но только ваша сторона позволила расплатиться жизнью ребёнка…
Эти боги, те, кого я считал безупречными, высшими, идеальными, просто отдали своего ребёнка, зная, что он обязательно погибнет?! Ни один родитель, будь он в здравом уме и твёрдой памяти, не пошёл бы на такой шаг! Даже ради спасения мира! Да что же они делают? Разве так можно?!
– …Неужели вы не нашли другого способа? – спросил капитан, и я с удивлением понял, что сам хотел узнать то же самое. Всё-таки Молния права: между нами много общего, хотя бы мысли.
– А как иначе мы могли обратить ваше внимание на проблему? – ответила Молния.
– Я сожалею, что вам пришлось заплатить такую высокую цену. Я согласен принять ваше предложение ради будущего моей Родины. Но посмотрите на него, – Корон указал на Манулова. Мы все обернулись. – Этого человека переполняет ненависть, хотя он знает значительно больше, чем рядовой солдат, – пояснил капитан. Руслан прошептал что-то оскорбительное в его адрес и назвал его детоубийцей. Корон никак не отреагировал, хотя переводчик что-то прохрипел на его языке. – Люди не знают, что такое Порядок. Они цепляются за свою индивидуальность, как за единственную данность. Разве вы готовы работать с каргонцами? – спросил он нас.
– Возможно, нам предстоит проделать большой путь, – сказал Северин, – чтобы понять друг друга.
– Существует нечто более важное, чем наши чувства и эмоции, большее, чем наша жизнь, – сказал я. Уверен, Корон ждал именно этих слов. – А именно – сохранение наших народов.
– Мудрые слова, – согласился Корон и немного помолчал. – Можете считать себя гостями на моём корабле.
Он поднялся и подошёл к панели, нажал на кнопку, и наручники упали на пол. Я потрогал запястья. На них остался красный след.
– Если все конфликты решены, то мы можем выстроить план действий.
Красноречивый взгляд Манулова говорил, что далеко не всё осталось в прошлом, и нас ждут ещё сюрпризы, но самое главное (и это меня безумно радовало), Молнии и её покровителям удалось сломить инерцию!
– Для нашей миссии нам нужен новый корабль, – сказала она. – Ваш серьёзно повреждён. Вероятно, не все каргонцы захотят последовать за вами.
– Вы предлагаете их отпустить? Но на чём мы полетим? – удивился Корон. – Насколько я вижу, у вас нет никаких машин, хотя ваш посланник, Эа, говорила, что они вам знакомы.
– Мы не создаём машины. Они нам не нужны, но наши далёкие предки разработали немало образцов техники. Все чертежи хранятся у нас в памяти, доступной для каждого. Именно это имела в виду Эа, когда говорила, что помнит всё.
– Где он?
– Здесь, – ответила Молния и протянула руку.
Все подошли к ней, рассматривая маленькую чёрную «пуговицу» на ладони. Эта крошечная точка действительно походила на звездолёт в миниатюре!
Речь капитана Корона вдохновила каргонцев и закончилась кличем, смысл которого оказался скрытым от меня. Мы, люди, стояли за ним на палубе ангара и наблюдали за происходящим. После него слово взяла Молния. К сожалению, переводчика у нас отобрали, и понять что- либо в её речи не представлялось возможным. Я вспомнил, как приходил в ужас от одной мысли о встрече с каргонцами, а теперь стою перед ними и вслушиваюсь в резкую речь инопланетян. Нельзя сказать, что экипаж корабля принял нас как родных, но явных протестов не возникло. И на том спасибо! Даже Риу, главный врач на корабле и приятель капитана по совместительству, поприветствовал нас. Я старался отличить одного каргонца от другого, но они мне казались все на одно лицо. Только приглядываясь и сравнивая черты каждого, удавалось заметить детали. У одного цвет бакенбард темнее, у другого более вытянутое лицо и изумрудный оттенок глаз. Со временем, я надеялся, все мы привыкнем и станем различать их лучше.
Нам даже организовали небольшую экскурсию по крейсеру. Её проводил лично капитан Корон и доктор Риу. Манулов по обыкновению угрюмо молчал, словно затевал что-то. Белоусов тоже не отличался особой разговорчивостью. С того момента, как два десантных бота опустились у деревушки, он не проронил ни слова, словно боялся спугнуть удачу. А мы с Севериным и Мирославом живо интересовались: пилоту коротко рассказали о системе навигации и пилотирования, Северину – о системах управления. Во втором я хоть что-то понимал, а вот с моей областью у каргонцев было трудновато. Они пользовались устаревшими углеродными компьютерами и никак не могли перейти на квантовые, поэтому, чувствуя свою отсталость, постарались перейти к другой теме.
Ещё одно обстоятельство, на этот раз менее приятное, предшествовало речи Корона и Молнии. Она попросила его вернуть тело погибшей девочки. Несмотря на явное недовольство доктора Риу, капитан дал согласие. Вообще доктор не без интереса смотрел на Молнию. Его явно интересовала биология местных жителей, но расспрашивать он не стал.
В сопровождении двух солдат мы спустились в медицинский отсек, где под куполом лежало маленькое тельце в серебристой одежде. Бледное личико смотрело бесцветными стеклянными глазами. Внутри меня всё похолодело от ужаса, и я замер на пороге. Манулов вообще отвернулся и смотрел куда-то в сторону, словно бы происходящее его не касалось. Впервые я его увидел в таком состоянии. Нетрудно предположить, что он вспомнил о погибшей семье.
Риу подошёл к терминалу и хотел открыть, но Корон остановил его, внимательно наблюдая за Молнией. Та уже стояла рядом с саркофагом и что-то говорила на своём языке. Руки девушки легли на крышку, и на ладонях возникло еле заметное свечение. Она продолжала что-то говорить, речь переходила в пение. Она лилась как река, русло которой не осквернено порогами и изгибами. Странная неземная песня. На нашем языке такую не спеть. Здесь собрались неизвестные нам голоса природы, звёздных ветров и серебро колокольчиков. Песня призывала к умиротворению и тишине, поднимала вверх, к самым вершинам, на которые только способен подняться человек. Внезапно всё стихло. Я не поверил своим глазам – её руки прошли сквозь толстое стекло!
Молния дотронулась до девочки, и сияние её рук стало ярче, а затем стало настолько сильным, что, казалось, зажглось маленькое солнце. А когда оно потухло, сотни и миллионы крошечных светлячков, проникая сквозь стенки саркофага, понеслись прочь. Каргонцы охранения шарахнулись в сторону, пытаясь избежать столкновения, Белоусов с Севериным тоже, а остальные удивлённо смотрели, как эти крошечные пятна света проходят насквозь, согревая неземным теплом, словно кто-то кристально чистый коснулся и смыл черноту мук, подобно прикосновению любящей матери к своему чаду…
– Эа покинула нас уже давно, и ждёт на другом берегу реальности. Свет нашей древней звезды должен вернуться в наш мир, иначе баланс сил нарушится, и эта крошечная вселенная захлопнется, – пояснила Молния.
– Так она не умерла? – спросил Корон.
– Мы не умираем. Смерть – лишь смена реальностей, – сказала она. – Никто и ничто не умирает.
– Хотелось бы в это верить…
– Эй, – толчок в бок вернул меня в реальность. – О чём задумался? – спросил меня Мирослав.
– Memento mori! – ответил я.
– Ничего, поживём ещё. Только бы к запаху привыкнуть, не помереть раньше времени, а то я еле сдерживаюсь, – сказал пилот. – Аллергия у меня что ли…
