– Кажется, за напитками придется идти самим, – предположил я.
– Я схожу. Что вы хотите? – предложила Сьюзан.
– Пойду я. – Но мои протесты были абсолютным блефом, потому что я так и остался сидеть на заднице. Сьюзан это поняла и встала.
– Так что вам взять?
– Холодного пива, если найдется. И какую-нибудь закуску. Я ужасно проголодался. Спасибо.
Она прошла сквозь французское окно в ресторан.
А я вспомнил, как сидел здесь почти тридцать лет назад. Тогда в дамском поле не было недостатка: все казались внимательными и услужливыми – из кожи вон лезли, чтобы работать с американцами, в то время как их страна была разорвана на части и братья, отцы и мужья гибли вместе с янки, которых зачем-то занесло так далеко от дома. За колючей проволокой Нячанга красовался знак: 'Смерти вход воспрещен'. Не буквальный, естественно, только намек, что здесь вам не грозит опасность обрести насильственный конец.
Так что для пехотинца, стрелка боковой двери вертолета, пилота пикировщика, солдата дальнего патруля, тоннельной крысы, военного медика и всех, кто видел, как выглядят человеческие внутренности, это место казалось больше чем раем. Здесь они вновь убеждались, что существуют иные миры, где люди не стреляют и не гибнут от пуль. Там не носят оружия и человек уверен, что доживет до заката, а ночь не таит страхов. В этом мире солнце всходит над Южно-Китайским морем, но освещает на побережье спящих, а не мертвых.
Возвратилась Сьюзан, однако без напитков.
– Официантка принесет, – объяснила она. – Вам повезло: ее зовут Люси.
– Потрясающе.
Во французском окне показалась пожилая женщина с подносом. На вид ей можно было дать около шестидесяти – морщинистое лицо, зубы почернели, точно плоды бетеля. Но на самом деле она была скорее всего моего возраста.
– Пол, это ваша давнишняя приятельница Люси, – представила ее Сьюзан.
Люси хихикнула и поставила поднос на стол. Женщины разговорились и некоторое время болтали по- вьетнамски.
– Она служила здесь горничной еще девочкой, когда гостиница принадлежала французам-плантаторам. Потом сюда приезжали в отпуск американские солдаты. В семьдесят пятом здесь устроили закрытый отель коммунистической партии. А теперь можно снова селиться всем. В шестьдесят восьмом она разносила коктейли и говорит, что помнит похожего на вас американца, который гонялся за ней между столиков и норовил ущипнуть за зад.
Пожилая дама снова хихикнула.
Я сильно подозревал, что последняя часть ее рассказа – выдумка, но, желая сделать приятное, сказал:
– Переведите ей, что она по-прежнему красива – то, что надо. Я и сейчас не прочь ущипнуть ее за попку.
Официантка рассмеялась на 'то, что надо' прежде, чем Сьюзан успела перевести. А на 'попку' залилась как девчонка. Что-то произнесла, игриво хлопнула меня по плечу и ушла.
– Она назвала вас старым козлом, – улыбнулась Сьюзан. – И поздравила с возвращением.
Я кивнул. Поистине возвращение.
Нячанг, гостиница и эта женщина, казалось, выпали из военных воспоминаний. Но обнаружилось, что ничего не забывается.
Сьюзан пила джин с тоником, а я налил в пластиковую кружку пива 'Тигр'.
На столе было блюдо с непонятной мешаниной – мне так и не удалось определить ее составляющие. Я поднял кружку.
– Спасибо за помощь и за компанию. – Мы чокнулись.
– Спасибо, что позвали меня с собой, – ответила Сьюзан.
Мы рассмеялись. А потом потягивали каждый свое и смотрели на море. Выпало одно из тех редких мгновений, когда солнце, ветерок и вода были как раз то, что надо, тяготы дневного путешествия позади, пиво холодное, а женщина красива.
– А чем вы здесь занимались, кроме того, что напивались? – спросила Сьюзан.
– Большую часть времени валялись на пляже и жрали. Чтобы сбить напряжение, играли в карты. У многих после джунглей образовались тропические болячки. Так что солнце и вода хорошо на нас действовали.
– А как насчет женщин? – Сьюзан закурила.
– Приставать к работающим в гостинице женщинам нам не разрешалось.
– А выходить из гостиницы разрешалось?
– Да.
– У вас была девушка, когда вас послали во Вьетнам?
– Была. Ее звали Пегги – добрая ирландская католичка-южанка. Сьюзан выпустила дым и посмотрела на море.
