Вы тоже воевали и убивали моих соотечественников. Шла война. Надеюсь, тема закрыта. Но вы же приехали сюда не для того, чтобы объявить мне, что выяснили, что я был солдатом. Что вы от меня хотите?
– Я уже сказал: хочу знать, какое у вас дело к горцам.
– Никакого.
– В таком случае зачем вы сюда забрались?
Этот малый был либо тупым, либо параноиком. А может быть, тем и другим.
– Мне казалось, что вы поняли, – ответил я. – Я приехал в долину Ашау и в Кесанг, чтобы посмотреть те места, где когда-то воевал.
Мой ответ его явно не удовлетворил.
– А что, если и это ложь? Никогда вы здесь не воевали, а приехали установить контакт с горцами от имени своего правительства. А посещение так называемых мест боев – всего лишь предлог. Но на самом деле вас интересуют горские племена.
Мне потребовалось не больше секунды, чтобы понять его логику. Манг с самого начала решил, что я приехал во Вьетнам не с благими намерениями, и теперь получил доказательства тому, что с самого начала заподозрил. Если честно, то я в самом деле прибыл
Его логике я противопоставил свою:
– Если бы мне требовался предлог для поездки в горы, почему я не сказал вам, что меня интересуют деревья или луговые цветы? Соображаете?
Манг немного подумал и отверг мое возражение:
– Вы даже не сказали мне, что собираетесь посетить свой базовый лагерь в Анхе, где тоже очень много горских племен. Почему вы это скрыли?
– Что скрыл? Я не ездил в Анхе.
– Но ездили в другие горные районы.
Я чувствовал, что начинаю сходить с ума от его умозаключений. И Сьюзан его паранойя и зацикленность на горцах тоже явно раздражали.
– Вы, конечно, слышали о FULRO? – спросил меня Манг. И я понял, к чему он клонит.
– Выучил в Музее американских военных преступлений. Видел там фотографии массовых расстрелов горцев. Кстати, туристам это не нравится.
– Не нравится? Эта экспозиция задумана как урок.
– А почему вы не поместили горцев в исправительный лагерь и не научили счастливой жизни? А взяли и расстреляли?
Вьетнамец сурово посмотрел на меня.
– Врагам государства, которые сложили оружие, была предоставлена возможность перевоспитаться в специальных школах. Но те, кто общался с мятежниками, подлежали расстрелу. И не важно, было ли у них самих оружие или нет. Вы меня поняли?
Я, естественно, понял. В 68-м мы проделывали то же самое, и я мог бы прочитать ему целую лекцию о вине по ассоциации[82] и о праве на ношение оружия. Пора было идти на обострение.
– Вы обвиняете меня в шпионаже, полковник? – спросил я его.
Он посмотрел на меня и произнес, тщательно подбирая слова:
– Я пытаюсь выяснить истинную цель вашего прибытия в мою страну.
Я тоже пытался в этом разобраться. Но полковник Манг мне в этом помочь не мог.
– Неужели у вас нет другого занятия на праздники? Ваши родные наверняка скучают без вас, – сказал я.
Ему явно не понравилось мое замечание.
– Не вашего ума дело, мистер Бреннер, чем мне заниматься, – ответил он. – Но для вашего сведения: я был дома, и вот пришлось ехать сюда, чтобы поговорить с вами.
– Сожалею, что вам попусту пришлось тащиться в такую даль.
– Отнюдь не попусту, мистер Бреннер. Его слова не предвещали ничего хорошего.
– Полковник, – сказал я, – я не реагирую на ваши каверзные угрозы. Я уже сообщал вам, что в моей стране гражданин не обязан отвечать на вопросы полицейского и имеет право хранить молчание. Полицейский должен сам принимать решение, арестовывать ему подозреваемого или отпустить. Так что решайте: если вы приехали меня арестовать, арестовывайте. Иначе я пошел.
Видимо, Мангу ни разу не читали наставлений по вопросу ограничения прав полицейских, и он предложил мне другой вариант:
– Если вы дадите правдивый ответ, я вас с вашей спутницей отпущу.
Я покосился на Сьюзан. Она кивнула. Я уже говорил, что ее присутствие рядом имело свои плюсы и свои минусы. Сейчас это был не плюс, а минус. Я понимал, что если меня посадят в кутузку и подвергнут допросу, я выдержу. Но если возьмут в оборот ее, это будет большая проблема.
– Итак, мистер Бреннер, – продолжал Манг, – у меня к вам еще несколько вопросов. Можно начинать?
