появился в тропической форме, и я разобрал на рукаве нашивку Первой воздушно-кавалерийской и нашивку командования военных советников во Вьетнаме. Ему было примерно двадцать пять лет, может быть, чуть меньше. Соломенные волосы, короткая стрижка, большие невинные глаза и приятная улыбка.
Даже не зная его звания, я бы тут же сказал, что убийца не он. Он – жертва. Он был из тех ребят, которых я знал по Вьетнаму. В их глазах и в их улыбках было нечто такое, что свидетельствовало о том, что они долго не протянут. Истинная правда: хорошие умирают молодыми, а у всех остальных шансы пятьдесят на пятьдесят. Я предположил, что эти фотографии были взяты у родных погибшего.
Следующая подборка из десяти фотографий демонстрировала человека с капитанскими полосками. Как и у первого, у него была эмблема пехоты – скрещенные винтовки. На нескольких снимках он был в тропической форме с теми же нашивками на рукаве, что и у лейтенанта.
Я вгляделся в его лицо. Но перед глазами у меня все расплывалось, и мозг почти спал. Однако что-то в нем показалось мне знакомым, хотя я никак не мог сообразить, что именно. Ничто не выкристаллизовывалось в памяти, кроме того, что этого человека я знал.
На той фотографии, где он был в зеленой форме с повязанным галстуком, капитан показался мне более знакомым. Грубоватый на вид человек с темными, по-военному коротко остриженными волосами, черными пронзительными глазами и наигранной улыбкой, которая совершенно не производила впечатления искренней.
На форме красовались орденские ленты, и большинство из них я узнал: вьетнамский крест 'За отвагу' – точно такой же, как у меня, Серебряная звезда, свидетельствовавшая, что награжденный проявил сверх долга доблесть, храбрость и все такое прочее, плюс медаль 'За службу во Вьетнаме', что свидетельствовало о том, что снимок сделан после того, как капитан возвратился домой, и Пурпурное сердце, но поскольку он был уже дома и в форме, рана оказалась легкой, во всяком случае, не калечащей. Значит, этот человек вернулся на родину с честью и славой и, может быть, жив до сих пор, если только снова не оказался во Вьетнаме и его не покинуло воинское везение. Нет, конечно, он жив, коль скоро меня отправили сюда.
Я смотрел на фотографию капитана: его глаза казались отстраненными, как у человека, чьи мысли витали где-то очень далеко. Кем бы он ни был, в нашем управлении и в ФБР считали, что он убийца.
Я снова перелистал страницы и там, где на форме была видна именная нашивка, постарался прочитать фамилию. Но это мне не удалось, и у меня сложилось впечатление, что снимки специально отретушировали, чтобы нельзя было различить букв. Очень интересно.
– Кто-нибудь из них тебе знаком? – спросила Сьюзан.
Я поднял голову, и мы встретились с ней взглядами.
– Нет... откуда?
– Ну... мы ведь с тобой говорили, что один из них может оказаться известным человеком.
Я не ответил и только предположил:
– Может быть, наш свидетель опознает одного или обоих. Но до этого еще далеко.
Я опустил альбом на прикроватную тумбочку. Надо оставить все до утра, что-нибудь придет в голову. Но мне не давала покоя мысль, что Сьюзан способна сделать подписи ко всем снимкам.
Я выключил свет и рухнул на кровать.
Она еще что-то говорила. Но я различил только первое и последнее слова предложения: 'Завтра' и 'Результат'. Самое время вырубиться.
Глава 42
Мне приснился мой сельский домик в Виргинии. За окном падал слабый снег. А на рассвете я проснулся в совершенно иной действительности. Сьюзан уже не спала.
– Если мы вернемся в Штаты вместе, я думаю, мы все это забудем, – сказала она.
– Поехали в Штаты, – отозвался я.
– А если нас станут спрашивать, где мы познакомились, будем отвечать: 'В отпуске, во Вьетнаме'.
– Надеюсь, это не твоя идея насчет отпуска?
– Или скажем, что мы секретные агенты и нам нельзя разглашать тайну.
Я сел в постели.
– Пора двигаться.
Сьюзан сжала мне руку.
– Если со мной что-нибудь случится, а ты отсюда выберешься, навести моих родных и расскажи им... расскажи про эти последние недели.
Я не ответил. Помнил, что давал такое обещание в 68-м троим сослуживцам из Бостона. Один из них не вернулся. Приехав домой, я сдержал слово – навестил его родителей в Роксбери, и те два часа показались мне самыми долгими в жизни. Я решил, что лучше опять в бой, чем тот визит к безутешным родственникам – матери, отцу, двум младшим братьям и четырехлетней сестренке, которая все время спрашивала, где ее братик.
– Пол? – позвала Сьюзан.
– Хорошо, – ответил я. – Но и ты тоже обещай.
Она приподнялась, поцеловала меня в щеку, вылезла из постели и пошла в ванную.
А я оделся, подобрал с пола разбросанную одежду и сунул пистолет сзади за пояс.
Сьюзан появилась из ванной и, одеваясь, спросила:
– Какой у нас план?
