только правильные поступки. Пластиковому ряду была придана еще одна карточка – спиртного рациона в гарнизонном военторге. Две дырочки свидетельствовали о том, что лейтенант совершил всего две покупки. Если бы в то время такая карточка была у меня, она бы стала похожа на попавший под шрапнель кусок швейцарского сыра.
Последняя карточка была удостоверением личности офицера. Молодой человек оказался Уильямом Хайнсом – первым лейтенантом сухопутных войск.
Я посмотрел на Трап Ван Вина.
– Могу я передать его документы семье?
Вьетнамец понял все без перевода и не колеблясь кивнул.
Я отложил бумажник в сторону. Если этим все и ограничится, родные Хайнса почти через тридцать лет получат его документы. Конечно, при условии, что Пол Бреннер выберется из Вьетнама.
– В письме брату вы говорили, что этого человека убил американский капитан.
Сьюзан перевела, и вьетнамец кивнул.
– У нас есть фотографии человека, который, как мы считаем, и есть тот самый капитан. Возможно, вы сумеете его опознать.
Сьюзан раскрыла перед Тран Ван Вином вторую подборку снимков и перелистала страницу за страницей. Он внимательно всматривался в лицо человека.
Когда ему показали последний снимок, он вернулся к первому, проглядел все снова и что-то сказал. У меня сложилось впечатление, что он не уверен или не хочет производить опознание. И я его не винил.
– Он говорит, – перевела Сьюзан, – что в здании было мало света. Лицо капитана залепила грязь, на нем была каска, сам Тран Ван Вин лежал на втором этаже, далеко от капитана – не мог его как следует рассмотреть, да и времени прошло без малого тридцать лет – память могла подвести.
Пришлось кивнуть. Я куда-то двигался, но, очевидно, забрел в тупик.
– Вы можете рассказать, что видели в тот день? – спросил я у Тран Ван Вина.
Сьюзан задала ему вопрос и перевела ответ:
– Видел именно то, о чем написал в письме.
Я не стал ему говорить, что его письмо и 'мое' могли отличаться друг от друга. И продолжал:
– Вы написали, что не поняли, из-за чего произошло убийство. Но упомянули, что лейтенант и капитан спорили. Может быть, лейтенант угрожал капитану? Или не подчинился приказу, или проявил трусость? Мне кажется странным, что два офицера поспорили и один из них вытащил пистолет и застрелил другого. Вы думали над этим? Вам ничего не приходило в голову?
Сьюзан перевела, и Тран Ван Вин пристально посмотрел на меня. Затем ответил.
– Он говорит, – сказала мне Сьюзан, – что до сих пор не понимает, что послужило причиной убийства.
Я не собирался сдаваться так легко. Мы рисковали жизнью, добираясь сюда, убили по дороге четырех человек. Нельзя, чтобы все это пропало впустую.
– Возможно, я плохо помню текст письма или перевод не совсем точен. Не могли бы вы рассказать еще раз, что помните из тех событий.
Вин тяжело вздохнул и промолчал. Вероятно, он не хотел вспоминать о войне.
– Мистер Вин, – продолжал я, – никому не нравится снова переживать те ужасные дни. Но вот я приехал и навестил места, где воевал, – Куангчи и долину Ашау. А потом рассказал обо всем этой даме, и мне стало легче. Прошу вас, вспомните те давние события, и вам тоже станет легче.
Сьюзан перевела, вьетнамец ответил, и она повернулась ко мне.
– Он не хочет об этом говорить.
Что-то здесь было не так.
– Ты точно переводишь? – спросил я у нее.
Сьюзан промолчала.
– Что, черт возьми, происходит?
Она подняла на меня глаза.
– Пол, тебе лучше не знать.
У меня по спине пробежали мурашки.
– Черт побери, я хочу это знать!
– Пол, мы проделали долгий путь, обнаружили Тран Ван Вина живым. Теперь нам надо выяснить, нет ли у него каких-нибудь других военных сувениров. Потом мы уедем в Ханой и напишем отчет.
Я покосился на вьетнамца. Тот понял, что его гости поругались. Я поднял со стола бумажник и показал Вину.
– Сувенир? – Это слово во Вьетнаме понимали все. – Сувенир de guerre[104]? Дай-уй сувенир? Сувениры капитана? Трунг-уй. Сувениры лейтенанта? – Я показал на плетеный сундучок. – Много еще сувениров? Бьет?
Вин кивнул, встал и пошел к коробке.
Я повернулся к Сьюзан.
