Она постучала по клавишам компьютера и подняла глаза.
– Ах, это вы, мистер Бреннер. Я вас поселяла.
– Точно.
– Вам у нас понравилось?
– Очень. Осмотрел тоннели Кучи.
Она улыбнулась, но не ответила. И пока распечатывался счет, спросила:
– Мы можем вам чем-нибудь помочь в ваших дальнейших поездках?
– Можете, – ответил я. – Я сейчас еду в иммиграционную полицию – необходимо забрать паспорт. Вы ведь об этом помните?
Лан кивнула, однако промолчала.
– Поэтому багаж я оставлю у вас. И если повезет – ба-ба-ба, – скоро за ним вернусь.
Она опять кивнула и подала мне счет:
– Ваша комната оплачена заранее, но как быть с дополнительными расходами?
Я взглянул на сумму, и мне захотелось объяснений, откуда такая огромная цифра – мне ведь не отсасывали в бассейне. Но вместо этого произнес:
– Расплачусь, когда вернусь с паспортом и визой за багажом.
Лан несколько мгновений колебалась, но все-таки согласилась:
– Как вам угодно.
Видимо, непросто управлять четырехзвездочным отелем в тоталитарном государстве. Бывает, что гости исчезают без всякого следа. Полицейские являются обыскивать комнаты и нервируют горничных, а на телефонных линиях столько прослушек, что невозможно заказать обед, чтобы об этом не узнали копы.
Я отдал Лан сотовый телефон.
– Скоро придет молодая дама – американка – и заберет его. Проследите, чтобы все было в порядке.
– Разумеется.
Затем достал из сумки снежный шарик и положил рядом с телефоном.
– И еще вот это. Скажите, что я ей признателен.
Лан посмотрела на шарик, но ничего не сказала. То, что она увидела внутри, могло показаться вьетнамке россыпями булыжника вокруг разрушенного дома.
Она позвала посыльного, и тот в обмен на доллар дал мне две квитанции на багаж.
– Спасибо, что выбрали наш отель, – поблагодарила меня Лан. – Сейчас скажу швейцару, чтобы поймал для вас такси.
Не успел я выйти из отеля, как ко мне подкатило такси.
– Скажите водителю, – попросил я швейцара, – что мне нужно в полицейский штаб в министерстве общественной безопасности. Бьет?
Швейцар чуть-чуть поколебался и что-то сказал шоферу. И я забрался в машину.
Мы тронулись вперед и поехали по улице Лелой. Пересекли район, где, как мне показалось, сосредоточились самые дешевые в Сайгоне гостиницы, и оставили позади дешевые меблирашки и дешевые закусочные. Здесь было полно ребят всех цветов и рас с рюкзачками. Они вышли на тропу большого приключения, но их вьетнамский опыт отличался от моего, ведь я в их возрасте тоже был здесь и тоже носил вещмешок.
Такси свернуло на улицу Нгуентрай. Я посмотрел на часы: было без пяти восемь. Машина подкатила к трехэтажному зданию грязно-желтого цвета в глубине за забором. Шофер показал на дом, я расплатился, и он поспешно отъехал прочь.
Здание было само по себе большим и казалось частью еще большего строения. Перед ним на флагштоке развевалось красное знамя с желтой звездой посередине.
В воротах стояли два вооруженных полицейских, но когда я проходил, они меня не окликнули, и я догадался, что никому не приходило в голову прорываться
Я пересек небольшой дворик и оказался в просторном вестибюле. Передо мной была похожая на судейский стол резная деревянная конторка. Она выглядела очень по-западному – видимо, осталась здесь со времен французов. За ней сидел человек в форме. Я подошел и сказал:
– Иммиграционная полиция.
Он некоторое время смотрел на меня, потом подал маленький зеленый квадратик бумаги, на котором была написана буква 'С', и показал налево.
– Туда.
Туда – это прямиком в тюрьму, подумал я, отправляясь в указанную сторону.
В коридоре было множество дверей. И сквозь одну, открытую, я увидел обширный внутренний двор. Министерство внутренних дел было большим и очень важным заведением, где выполняли ответственную работу. У меня не оставалось сомнений, что во внутреннем дворе расстреливали при французах, наверное, при южанах и теперь, при коммунистах.
