парусами на передней мачте и с косыми, как у шхуны, – на задней. Наблюдая за встречным кораблем в подзорную трубу, капитан Морхауз обратил внимание, что тот движется неуверенно, уваливаясь то в одну, то в другую сторону и то и дело зарываясь носом в волны. Грот-мачта была совершенно лишена парусов. А из остальных были поставлены только кливер, стаксель и нижний фор-марсель. Причем два первых паруса – на левый галс, а последний – на правый.
Суда постепенно сближались. На мачте «Деи Грациа» подняли два флага «Е» и «S», что по международному своду сигналов означало вопрос: «Как называется ваше судно?». Со встречного корабля ответа не последовало. В подзорную трубу Морхауз увидел, что бригантиной никто не управляет и ее штурвал свободно поворачивается то влево, то вправо. Он приказал рулевому взять два румба влево. «Деи Грациа» приблизилась к паруснику на сто метров. Рассмотрев его поближе, моряки опознали в нем принадлежащее американской компании судно «Мария Целеста», названное в честь основательницы ордена редемптористок. Им было известно, что «Целестой» должен был командовать старый знакомый Морхауза – капитан Бенджамин Бриггс. Они знали друг друга много лет, почти одновременно стали капитанами, в один и тот же год женились. Оба судна загрузили свои трюмы в Нью-йорке в начале ноября. «Мария Целеста» вышла из Нью-Йорка 7 ноября и направилась в Геную. «Деи Грациа» отошла от причалов Нью-Йорка 15 ноября и взяла курс на Гибралтар.
Корабли, следуя противоположными курсами, начали расходиться: бриг Морхауза под всеми парусами двигался на восток, а встреченная бригантина, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно направлялась в западном направлении. Капитан Морхауз успел заметить, что на палубе бригантины никого нет и часть парусов изодрана в клочья. Он решил лечь на обратный курс и выяснить, в чем дело. Бриг совершил поворот и пошел рядом с «Марией Целестой».
Мокрая, блестящая от брызг палуба бригантины была по-прежнему пуста. Морхауз отправил нескольких подчиненных на осмотр странного корабля. Они поднялись на палубу по свисавшим через борт тросам. Бриг давал крен на правый борт. Моряки покричали, но им никто не ответил.
У штурвала никого не было, и он крутился из стороны в сторону. На бригантине мачты и рангоут оказались в полном порядке. Фок и верхний фор-марсель, вероятно, сорвало ветром. Спущенный грот- стаксель лежал на крыше носовой рубки. Поставлены, как мы уже говорили, были только кливер и фок- стаксель, а остальные паруса убраны. На нижней палубе и в носовом трюме плескалась вода. Крышки грузовых люков были открыты. Нактоуз[15] компаса поврежден – вероятно, каким-то острым предметом. Первое, что бросилось в глаза морякам, когда они взобрались на палубу брошенного корабля, был открытый люк носового трюма. Его деревянные крышки валялись рядом на палубе внутренней стороной вверх. В глубине трюма между рядами деревянных бочек плескалась вода. Из отверстия замерного колодца у отливной помпы торчал футшток[16]. Судя по нему, в трюме было около метра воды. На палубе валялись перепутанные снасти, за борт в воду свисали обрывки манильских канатов. Второй трюм тоже оказался открытым, но здесь люковые крышки были сложены как положено – нижней стороной к палубе. В этом трюме моряки тоже увидели воду.
Одной из самых больших странностей на «Целесте» оказались окна кормовой надстройки – все они были закрыты брезентом и заколочены досками. Зато в каюте капитана хлопала неприкрытая дверь. Верхний люк в ней тоже почему-то оказался открытым, и это в зимнее время года. Вся мебель стояла на своих местах, вещи висели на вешалке, койка была аккуратно заправлена, но при этом все в каюте было влажным. На письменном столе лежали несколько карт, свернутых в рулон. В каюте по соседству, принадлежащей старшему штурману, было сухо. Все вещи, как и у капитана, находились на положенных местах. Лишь посреди ковра почему-то стоял деревянный ящик с набором плотницких инструментов, который обычно держали в носовом кубрике, где, согласно правилам, вместе с матросами жил судовой плотник.
На столе лежал раскрытый судовой журнал «Марии Целесты». Последняя запись в нем относилась к 24 ноября 1872 года. В ней говорилось, что в полдень этого дня судно находилось по астрономическому определению в точке с координатами 36°57? северной широты и 27°20? западной долготы. При осмотре кают-компании оказалось, что и в ней все выглядело так, будто люди только что ее покинули. Обеденный стол словно недавно был сервирован к обеду. У иллюминатора стояла швейная машинка с незаконченной работой – детской блузой. На полу были разбросаны игрушки (видимо, на борту присутствовали жена и двухлетняя дочь капитана). На письменном столе штурман «Деи Грациа» увидел грифельную доску, на которой обычно делались черновые пометки перед тем, как занести запись в вахтенный журнал. Оказалось, 25 ноября 1872 года в 8 часов утра бригантина находилась в шести милях к зюйд-зюйд-весту от одного из Азорских островов – острова Санта-Мария. В верхнем ящике стола штурман нашел связки писем, старые газеты, две Библии, готовальню, пустые конверты. В книжном шкафчике он обнаружил незапертую деревянную шкатулку, украшенную перламутром. В ней оказались золотые кольца, браслеты, медальоны, ожерелье, украшенное какими-то драгоценными камнями, и много других безделушек. В другом отделении шкатулки находилась толстая пачка десятифунтовых банкнот. На дне лежала пачка потоньше – американские двадцатидолларовые купюры.
В кают-компании обнаружилась еще одна странность – все в ней было влажным, но деревянный ящик, лежащий на сыром диване, оставался сухим. В ящике была украшенная перламутром гармоника с перламутровыми же кнопками. Судя по тому, что под футляром диван был такой же влажный, как и остальная поверхность, ящик должен был быть поставленным сюда уже после того, как вода проникла в каюту через открытый световой люк. Тем не менее, штурман «Деи Грациа» не обнаружил на палубе никого, кроме собственных матросов, которые, стоя в трюме по пояс в воде, пересчитывали бочки. Тысяча семьсот бочек, оказавшихся в трюмах «Целесты», были заполнены коньячным ректификатом. Причем одна из них была опорожнена на треть. Попытавшись зайти в носовую рубку, штурман оказался по щиколотку в воде. На нижней палубе, в кубрике, где жила команда бригантины, тоже плескалась вода. В остальном же здесь был полный порядок: рундуки с личными вещами матросов закрыты, четыре койки заправлены, на натянутом вдоль переборки лине сушились матросские робы и зюйдвестки. На круглом столе лежала большая раковина. В ней располагались курительные трубки, что было не менее странно, чем все прочее, ведь, как известно, ни один моряк не расстанется просто так со своей трубкой. Значит, здесь произошло что-то экстраординарное, если люди в такой спешке покинули свое судно. За переборкой матросского кубрика находился камбуз, где по залитой водой палубе плавали кастрюли, миски, ковши и медный таз. В кладовке штурман обнаружил солидный запас провизии на полгода, если не больше: окорока, солонину в бочках, вяленую рыбу, овощи, муку, несколько голов сыра. У наружной переборки носовой надстройки, укрепленные канатами, были плотно принайтованы бочки с пресной водой. Только у одной было ослаблено крепление, отчего она сдвинулась немного в сторону. Кормовая шлюпка и ялик отсутствовали. Поручни у трапа с левого борта были сняты.
Подсчет дат, указанных в судовом журнале и на грифельной доске, тоже вызывал удивление. Если 24 ноября «Мария Целеста» была в точке 36°57? северной широты и 27°20? западной долготы, а на следующий день взяли пеленг самого восточного мыса Санта-Марии, значит, десять дней назад судно находилась в шести милях к зюйд-зюйд-весту от острова. А из этого следовало, что лишенная экипажа «Целеста» прошла в восточном направлении почти четыреста миль, а всего за полтора часа до встречи с «Деи Грациа» встретила ее идущей уже на запад. Судя по всему, капитан Бриггс с командой покинул свое судно на шлюпках, причем очень быстро. На «Целесте» отсутствовали секстант, хронометр и, кроме вахтенного журнала, не было никаких судовых документов. Компас валялся разбитым на корме у штурвала, а нактоуз, на котором он крепился, был сдвинут с места, что можно было сделать разве что с помощью лома. Получается, что Бриггс ушел на шлюпке с женой и двухлетней дочерью, захватив хронометр и секстант, но не взяв главного – компаса.
Причастность пиратов к происшедшему можно было смело отмести. Ведь все ценности, начиная с 1700 бочек коньячного спирта и заканчивая драгоценностями в кают-компании, были в неприкосновенности. Тут впору вспомнить, что однажды с «Целестой» уже происходили не совсем обычные вещи – в 1862 году, во время первого плавания с острова Спенсер в Виндзор, ее капитан бесследно исчез. А в 1867 году, когда «Мария Целеста» уже принадлежала американской компании, она налетела на камни возле мыса Бретон.
Теперь, как бы странно ни выглядело происшествие с бригантиной, ее необходимо было довести до Гибралтара. В этом были заинтересованы все моряки «Деи Грациа» – им, обнаружившим брошенное в море
