индейские захоронения. На камне были выбиты слова:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ПЛЕМЕНИ МАТИНЕКОКОВ.
Эта могила является частью кладбища сионской епископальной церкви, поэтому на стволе дуба имеется металлическая табличка, которая гласит:
«НАХОДИТСЯ ПОД ОХРАНОЙ».
Итак, после тысяч лет существования в этих лесах и долинах от матинекоков остался только этот камень. Они исчезли всего за несколько десятков лет, будучи не в состоянии ни осознать надвигающихся событий, ни противостоять им. Сюда пришли колонисты — сначала голландцы, затем англичане — мои предки — и оставили свои следы на картах и в ландшафте. Они дали новые названия рекам и прудам, холмам и рощам, лишь изредка даруя жизнь древним индейским названиям.
Но в наши дни, по иронии судьбы, эти названия вызывают ассоциации вовсе не с колонистами и индейцами, а с событиями, длившимися всего пятьдесят лет и получившими название Золотой эры. Если вы в разговоре с жителем Лонг-Айленда упомянете Лэттингтон или Матинекок, то он сразу подумает о здешних миллионерах и их роскошных усадьбах, он вспомнит кипучие двадцатые и безумные последние дни Золотой эры на Золотом Берегу.
— О чем ты задумался? — спросила Сюзанна.
— О прошлом, о том, на что оно было похоже. Интересно, мне понравилось бы жить в огромном доме? Тебе, например, нравилось?
Она пожала плечами.
Сюзанна и ее брат Питер жили вместе с родителями в Стенхоп Холле еще в те времена, когда были живы их бабушка и дедушка. В доме, где имеются пятьдесят комнат и почти столько же слуг, могут жить, не стесняя друг друга, несколько поколений большой семьи.
После смерти бабушки и дедушки в середине семидесятых жизнь в Стенхоп Холле изменилась, слуг пришлось уволить, налоги возросли, но отец и мать Сюзанны продолжали держаться за старый дом до тех пор, пока цены за отопление не подскочили в четыре раза. Тогда они устремились в более теплые края.
— Тебе там нравилось? — повторил я свой вопрос.
— Не знаю. Мне не с чем было сравнивать. Я думала, что так живут все, до тех пор… пока не повзрослела. Мне казалось, что у всех есть лошади, служанки, садовники, няньки. — Сюзанна засмеялась. — Звучит глупо, но это так. — Она задумалась. — Но не принимай меня совсем уж за идиотку. Мне почему-то хочется сейчас чаще видеться со своими родителями.
Я ничего не ответил. Я достаточно насмотрелся на Уильяма и Шарлотту еще тогда, когда они изображали из себя лорда и леди в своем Стенхоп Холле. Дед и бабка Сюзанны были еще живы, когда мы с ней поженились и переехали жить в подаренный ей на свадьбу дом — отписанный ей одной, я об этом уже упоминал. Дед и бабка в то время стали совсем старыми, но я помню, что они были очень приличными людьми, всегда заботились о своей прислуге. Правда, о своих деньгах они позаботиться так и не сумели.
Однажды я спросил Сюзанну — но выбрал для этого, вероятно, не самый удачный момент, — откуда взялись деньги у ее семьи.
— Не знаю, — довольно искренне ответила она. — Насколько мне известно, никто к этому не прикладывал никаких усилий. Деньги просто были, о них имелись записи в толстых кожаных книгах, которые мой отец хранил запертыми в чулане.
Сюзанна, конечно, темнит, но так делают почти все люди ее круга. Я думаю, что старые состояния — это, по определению, «состояния, в происхождении которых невозможно разобраться». Но начиная с 1929 года, пройдя через Великую депрессию, через войну, через девяностопроцентные налоги пятидесятых годов, поток этих денег становится все мельче и уже, и недалек тот день, когда они исчезнут так же незаметно, как и возникли.
Сюзанна — я об этом уже упоминал — вовсе не бедная женщина, но, если меня попросят уточнить размер ее состояния, я буду в затруднении. Но она, конечно, не так богата, как были ее дед с бабкой. Я спросил ее:
— Как ты относишься к тому, что люди, подобные Белларозе, спокойно ворочают миллионами, а большая часть денег Стенхопов улетучивается через налоги?
Она пожала плечами.
— Мой дедушка обычно говорил в таких случаях: «Почему бы мне не отдать половину моих денег американскому народу? Я ведь когда-то получил от него все эти деньги».
Я улыбнулся.
— У него были очень прогрессивные взгляды.
Но, с другой стороны, некоторые из богачей сумели распорядиться своими капиталами гораздо лучше, чем Стенхопы, и они до сих пор достаточно богаты. Есть и другие — Асторы, Морганы, Грейсы, Вулворты, Вандербильты, Гейтсы, Уитни, которые просто купаются в деньгах. Они могут спать спокойно, их капиталам ничто не может угрожать, кроме, пожалуй, социальной революции.
— Ты никогда не ощущала, что тебя обокрали? Ведь если бы ты жила, предположим, восемьдесят лет тому назад, ты могла бы позволить себе любые королевские прихоти.
— Что толку думать об этом? Никто из знакомых, тех, кто находятся в таком же, как я, положении, никогда об этом не задумываются.
Сюзанна вообще мало рассказывает о своей прежней жизни в Стенхоп Холле. В их среде не принято говорить о закрытой жизни больших имений с чужаками, а чужаками могут считаться и супруги, если они не выросли в таких же больших имениях. Некоторых, впрочем, иногда прорывает, если, конечно, никто не записывает их слов. Я продолжил допрос.
— У тебя были свой грум и конюший?
— Да.
Это «да» прозвучало примерно так: «Конечно, да, идиот. Неужели ты думаешь, что я сама выгребала навоз из конюшен?»
— А твои дед и бабушка общались с людьми своего круга? Устраивали приемы, например?
— Да, я помню несколько приемов, — кивнула она и сама решила рассказать подробнее. — Однажды дедушка пригласил на Рождество около сотни гостей, они все танцевали в большом зале. Летом тоже устраивались один или два приема. На открытом воздухе или под тентами. — Она подумала и добавила: — Старики любили еще собираться в библиотеке и разглядывать старые фотографии.
Мы снова ехали молча. Не так уж много мне удалось вытянуть из Сюзанны.
Джордж Аллард куда более интересный источник информации, если речь заходит об истории Золотого Берега. Правда, Джордж чаще рассказывает всякие анекдотические случаи, вроде истории о миссис Холлоуэй, которая держала шимпанзе в своей гостиной в «Фоксленде», ее имении в Олд-Уэстбери. От Джорджа можно также узнать, какова была здесь жизнь между двумя войнами. Сюзанна ограничивается только воспоминаниями о своем детстве. Джордж все собирается поведать мне одну историю о Сюзанне- ребенке. Он считает, что это очень смешная история. Я же полагаю, что именно в детстве надо искать ключ к разгадке личности человека.
Судя по тем сведениям, которые у меня имеются, Сюзанна была избалованной, капризной маленькой стервой, но окружающие продолжали ей твердить, что она гениальный и удивительный ребенок. Она и осталась такой до сих пор. Правда, теперь из общительной молодой женщины, на которой я когда-то женился, она превратилась в необычайно замкнутую и сосредоточенную на себе особу. Она живет в созданном ею самой мире. Я бы не сказал, что это делало ее несчастной. Точнее, так: она прикидывает, стоит ли ей становиться несчастной. С другой стороны, в отношениях со мной она вполне счастлива, мы, слава Богу, ладим друг с другом.
Что касается нашего образа жизни, то он весьма похож на жизнь наших соседей, мы наслаждаемся комфортом, хотя и живем среди остатков прежней, не сравнимой с нашей, роскоши. Должен заметить, что
