выходу, как будто не могли дождаться, когда занятия закончатся, чтобы поскорее уйти из школы. Они сидели в классе с нетерпеливым, угрюмым выражением на лицах. На вид страдали от скуки, но, похоже, не собирались убить учителя, или выкинуть ещё что-нибудь.
У меня появилась предположение, чем Ирвин вызвал хищную реакцию этой парочки. И тренер Вогон появился на сцене чертовски быстро, слишком много всего сразу для случайности.
— Похоже, Ирвин Бигфут не единственный отпрыск в этой школе, — пробормотал я сам себе.
И возможно, я был не единственным, кто защищал интересы ребёнка, родившегося на одну половину в этом мире, а на вторую в ином.
Когда закончилось последнее занятие, я стоял перед гимнастическим залом, прислонившись к стене локтями, ногами перекатываясь с носка на пятки, повесив голову, моё ведро на колёсиках и швабра валялись без дела в семи футах от меня — почти готовая иллюстрация «работящий уборщик». Дети в спешке летели шумным стадом вместе с мучителями Ирвина, которые замыкали толпу, выбегающую из спортзала. Я почувствовал их взгляд на себе, когда они пробегали мимо, но никак не отреагировал на них.
Тренер Вогон вышел последним, в такт его тяжёлых и быстрых шагов вздрагивали светильники дневного света. Он резко остановился, когда вышел за двери и обнаружил меня ждущего его.
Последовало долгое молчание, пока он разглядывал меня. Я был не против. Мне было не к чему конфликтовать с ним, я специально принял спокойную и не агрессивную позу, чтобы донести до него свою позицию. Я счёл, что он связан со сверхъестественным миром, только не знал, каким образом. Чёрт, я даже не знал, человек ли он.
Пока.
— Что, нечем заняться? — поинтересовался он.
— Весь в работе, — сказал я. — Я размышляю, по мне же видно.
Уверен, его глаза прищурились, хотя я, конечно, не мог этого видеть.
— Вы сильно рискуете, дружище, разговаривая с преподавателем в таком тоне.
— Если бы не было детей рядом, я бы добавил ещё слово или два, — растягивая слова, сказал я. — Тренер Вогон.
— Желаете потерять работу, дружище? Займитесь делом, или я сообщу, что вы занимаетесь тунеядством.
— Тунеядством, — повторил я. — Целых четыре слога. Вы красавчик.
Он подкатил ко мне и ткнул пальцем в мою грудь.
— Дружище, вы сам себе создаёте большие сложности. Не забыли случаем, кто вы здесь?
— Гарри Дрезден, — сказал я. — Чародей.
И посмотрел на него, открыв своё Зрение.
Зрение чародея — это особый орган чувств, позволяющий прозревать структуру энергии и магии, в смешении Вселенная-энергия, которое включает в себя все мыслимые формы магии. Это, конечно, не открывает третий глаз во лбу или нечто подобное, но мозг переводит воспринимаемое в видимый диапазон спектра. Сбивая с толку, Зрение показывает вещи в их истинном обличии, срывая любые скрывающие покровы магии, иллюзий и других мистических уловок.
В данном случае оно показало, что передо мной стоит не человек.
За иллюзорной личиной скрывалось тощее человекообразное существо немногим больше пяти футов ростом и весом не более ста фунтов вместе с тапками. Оно было наго и анатомически напоминало куклу Кена. Кожа была тёмно-серой, а огромные глаза навыкате чёрными, как полночь. У него имелась овальная, с высоким лбом голова с длинными, изящно заострёнными ушами. Личина тренера Пита обволакивала его тело в виде смутного, туманного контура.
Он, зачем-то, крайне медленно опустил веки на свои выпуклые глаза и неторопливо кивнул. Совсем чуть-чуть склонив голову, он пробормотал мелодичным и удивительно низким голосом:
— Чародей.
Я несколько раз моргнул, закрывая Зрение. Передо мной снова стоял тренер Пит.
— Нужно поговорить, — сказал я.
Обычный человек уставился на меня, не моргая, выражение его лица было пустое, как у марионетки. То, что его глаза стали вдруг темнее, вероятно являлось игрой моего воображения.
— О чём?
— Ирвин Паундер, — сказал я. — Мне не нужны конфликты с Свартальфахеймом. [4]
Он набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул через нос.
— Вы узнали меня.
На самом деле, я только предположил, но цвергу [5] знать об этом не обязательно. Я мало что знал о них. Они были чрезвычайно одаренными мастерами, именно при их участии создавалось большинство по-настоящему крутых артефактов из древнескандинавских мифов. Они, конечно, не злые, но при этом безжалостны, горды, упрямы, и жадны, что обычно приводит к аналогичным результатам. Известно, что держат своё слово, даже помешаны на этом, и да поможет вам Бог, если вы нарушили данное им обещание. Но самое главное, это был малый сверхъестественный народец, замкнутый на самом себе: единственный, который защищал своих граждан с маниакальным рвением.
— У меня был хороший учитель, — сказал я. — Я хочу, чтобы ваши мальчишки отстали от Паундера.
— Расставим точки, — сказал он. — Они не мои. Я не их родитель, всего лишь опекун.
— Так или иначе, — сказал я, — меня волнует только Ирвин, а не братья.
— Он оселок, — сказал он. — Они оттачивают на нём свои инстинкты. Он хорошо подходит для них.
— Они для него не очень, — сказал я. — Остановите их.
— Это не моё дело, мешать им, — сказал тренер Пит. — Я могу только советовать и защищать от любого, кто будет мешать их развитию.
Последняя фраза была такой же безэмоциональной, как и предыдущие, но, тем не менее, она несла в себе неприятный намёк на угрозу — пусть вежливую, но, всё равно, угрозу.
Иногда я плохо реагирую на угрозы. Могу и огрызнуться.
— Давайте, предположим, — сказал я, — гипотетически, что я увижу, как эти мальчишки снова наезжают на Ирвина, выполню свою работу и остановлю их. Как поступите вы?
— Убью вас, — сказал тренер Пит. В его тоне отсутствовала даже тень сомнения.
— Абсолютно уверены в себе, да?
Он ответил таким тоном, словно решал уравнение с одной неизвестной.
— Вы молоды. Я нет.
Я почувствовал, как сжались мои челюсти, и заставил себя сделать глубокий вздох, чтобы успокоить дыхание.
— Они делают ему больно.
— Вполне возможно, — спокойно сказал он. — Но я забочусь о братьях, а не об Ирвине Паундере.
Я заскрипел зубами, чтобы удержать рвущиеся из меня слова, перед тем как продолжить беседу.
— Мы оба объявили о своих позициях, — сказал я. — Как будем выходить из ситуации?
— Это тоже не моя забота, — сказал он. — И отговаривать братьев не буду. Попытаетесь их остановить, я убью вас. Больше обсуждать нечего.
Он немного вздрогнул, а личина тренера Пита, казалось, вдруг ожила, в качестве сравнения можно привести пустую перчатку, резко надетую на руку.
— Прошу меня извинить, — сказал он с раздражающими интонациями тренера Пита в голосе, проходя мимо меня, — у меня есть провинившиеся дети, оставленные после уроков, над которыми надо контролировать.
— Нужен контроль, — сказал я и фыркнул ему в спину. — Над которыми нужен контроль. Нужно правильно говорить.
Он повернул голову и с непониманием посмотрел на меня. Затем завернул за угол и ушёл.
