Его взгляд снова метнулся к братьям-дебоширам, хотя он не повернул головы.
— Иногда, — тихо сказал он, — если я их игнорирую, они уходят.
Он опять уставился на свою писанину.
— Мой папа… Я имею в виду, я никогда не… Вы виделись с ним?
— Да.
Его голос стал ещё тише.
— Он… он хороший человек?
— По-моему, да, — осторожно ответил я.
— И… он знает обо мне?
— Да. Он хочет быть рядом с тобой. Но не может.
— Почему? — удивился Ирвин.
— Это сложно объяснить.
Ирвин кивнул и опустил глаза.
— Каждое Рождество я получаю подарок от него. Но я думаю, что, может быть, мама просто писала его имя на этикетке.
— Может быть, и нет, — сказал я спокойно. — Он послал меня. И я, кстати, дороже, чем любой подарок.
Ирвин нахмурился:
— Что вы собираетесь делать?
— Это не тот вопрос, что ты должен задать, — сказал я.
— О чём вы?
Я положил локти на стол и наклонился к нему.
— Правильный вопрос, Ирвин, это то, что ты сам собираешься делать?
— Получать тумаки, судя по всему, — пожал он плечами.
— Ты не должен сидеть и надеяться, что они просто уйдут, парень, — сказал я. — Есть люди, которые любят пугать других и причинять им боль. Они будут продолжать делать это, пока ты их не остановишь.
— Я не собираюсь ни с кем драться, — почти прошептал Ирвин.
— Я не собираюсь никому причинять боль. Я… я не могу. И, кроме того, пока они пристают ко мне, они не будут трогать других.
Я откинулся назад и глубоко вздохнул, разглядывая его сгорбленные плечи и опущенную голову. Малыш был испуган, этот страх укоренился в нём, развивался и рос в течение месяцев и лет. Но в хрупком теле мальчика виделась и своего рода спокойная, стойкая решимость. Он не боялся оказаться лицом к лицу с братьями-хищниками. Он просто страшился вновь проходить через боль, что сулит эта встреча.
Мужество, как и страх, бывает разного сорта.
— Черт, — сказал я тихо. — А у тебя есть-таки храбрость, малыш.
— Вы можете остаться со мной? — спросил он. — Если… если вы будете здесь, может быть, они оставят меня в покое.
— Сегодня, — возразил я спокойно. — А что будет завтра?
— Не знаю, — ответил он. — Вы что, уезжаете?
— Я же не могу остаться здесь навсегда. Рано или поздно тебе придётся разбираться самому.
— Я не буду драться, — упрямо произнёс он. Капля упала с опущенного лица, размазав часть строчек на листке. — Я не стану таким, как они.
— Ирвин, — окликнул я. — Посмотри на меня.
Он поднял глаза. Они были мокрыми. Он часто моргал, стараясь удержать слезы от падения.
— Драться — не всегда плохо.
— В школе учат совсем другому.
Я коротко улыбнулся.
— Школа заботится о знаниях. Я забочусь о тебе.
Он нахмурился, выражение его лица стало сосредоточенным, задумчивым.
— А когда драться позволительно?
— Когда ты защищаешь себя, или кого-то ещё, от причинения вреда, — объяснил я. — Когда кто-то хочет сделать тебе больно, или когда другой не может себя защитить, а законные власти не могут или не хотят защищать вас.
— Но чтобы выиграть бой, придётся причинять людям боль. И это неправильно.
— Да, — согласился я. — Это так. Но иногда это необходимо.
— Это не обязательно делать прямо сейчас, — сказал он. — Со мной всё будет в порядке. Это будет больно, но я останусь цел.
— Может быть, — кивнул я. — Но что будет, когда они разделаются с тобой? Что произойдёт, если они решают, что избивать тебя было очень весело, и пойдут выбирать кого-то другого, чтобы продолжить развлечение?
— Вы, правда, так думаете?
— Да, — сказал я. — Именно так поступают хищники вроде них. Продолжают причинять людям боль, пока кто-то не заставит их остановиться.
Он покрутил карандаш в руке.
— Я не люблю драться. Мне даже игра «Уличный боец» не нравится.
— Речь, на самом деле, не о борьбе, — сказал я, — а о способах общения.
Он нахмурился.
— Чего?
— Они делают нечто плохое, — пояснил я. — Ты должен пообщаться с ними. Дать им понять, что то, что они делают, является неприемлемым, и что они должны прекратить.
— Я говорил, — ответил он. — Я пробовал, давно. Это не сработало.
— Ты говорил с ними, — сказал я. — Это не то. Тебе нужно найти другой способ, чтобы донести до них твоё сообщение. Ты должен им показать.
— Вы имеете в виду, причинить им вред.
— Не обязательно, — спокойно возразил я. — Но парни вроде этих двух шутников уважают только силу. Если ты покажешь им, что ты сильный, до них дойдёт.
Ирвин нахмурился сильнее.
— Никто никогда раньше не говорил со мной о таком.
— Я так и думал.
— Я… боюсь, у меня не получится.
— А кто не боится? — спросил я. — Но единственный способ победить свои страхи, повернутся к ним лицом. Если ты не сделаешь этого, они по-прежнему будут так поступать с тобой, а потом с другим, и когда-нибудь кто-нибудь получит тяжёлые травмы. Ими могут оказаться даже эти двое ослов, которых покалечат, если кто-нибудь не заставит их осознать, что ведущие себя так долго не живут.
— На самом деле, они неплохие ребята, — медленно сказал Ирвин. — Я имею в виду… со всеми, кроме меня. Они хорошо относятся к другим людям.
— Тогда я бы сказал так, помогая им, ты также помогаешь себе, Ирвин.
Он неторопливо кивнул и глубоко вздохнул.
— Я… я подумаю над этим.
— Отлично, — сказал я. — Думать самостоятельно — ценнейшее умение из тех, что ты со временем обретёшь.
— Спасибо, Гарри, — поблагодарил он.
Я встал и взял метлу.
— Не за что.
Я снова занялся уборкой столовой в стороне противоположной от той, где стоял тренер Пит. Ирвин
