располагалась чайная, на втором — разделенные деревянными перегородками спальни. Все трое сильно проголодались и потому с удовольствием отведали утиного бульона, жареной морской рыбы и булочек с шафраном, после чего выпили зеленого чая.
Ин-эр рассказала, что Кантон славится изготовлением шелка, атласа, кисеи и других тканей. Поблизости от гостиницы находился рынок, и Мэй смогла убедиться, что там продают великолепные креповые шали, искусно вышитые покрывала на жертвенники, шелковые ленты, которые женщины используют вместо чулок, обматывая ими ноги.
Она ожидала, что Ин-эр что-нибудь купит, но та сказала, что все очень дорого стоит, и поспешила уйти с рынка.
Мэй удивилась: она не думала, что у них могут быть трудности с деньгами. Признаться, она вообще никогда не задумывалась о них: все, что было нужно, появлялось в их доме словно само собой.
Ин-эр принялась ходить от дома к дому, расспрашивая жильцов о какой-то женщине. Мэй никогда не слышала такого имени, потому, улучив момент, поинтересовалась у матери, кого они ищут.
— Мою сестру и твою тетю Ши. Она замужем за купцом и должна жить в этом квартале.
Наконец что-то прояснилось, хотя прежде мать не упоминала о том, что у нее есть сестра.
— Мы приехали ее навестить?
— Да.
Через два дня им повезло: они узнали, где живет таинственная Ши, забрали вещи из гостиницы, расплатились с хозяином и направились к ней.
Дом был покрыт синей черепицей и опоясан открытой галереей, окна забраны узорными решетками. И все же по сравнению с постройками их усадьбы он выглядел бедно.
Когда они вошли в ворота, девочка с изумлением оглядела маленький чахлый садик, где не было ни фонтана, ни качелей, ни беседки. Этот сад в отличие от того, в котором привыкла гулять Мэй, казался неухоженным и унылым.
Навстречу вышла неприветливая женщина примерно того же возраста, что и Ин-эр. Скрестив руки на груди, она разглядывала незваных гостей, ожидая, что они скажут. Ее глаза были широко открыты, а губы напротив — крепко сжаты.
— Ты узнаешь меня, Ши? — с непривычной кротостью промолвила Ин-эр.
— Узнаю, — процедила та, — хотя и с трудом верю своим глазам!
Ин-эр тихонько вздохнула. Сестры не ладили с самого детства. Ин-эр была заносчивой, а Ши — завистливой. Обе отличались красотой, но старшая умела держаться, как императрица, и, несмотря на все усилия, младшей ничего не оставалось, как прозябать в ее тени.
Их отец был ученым человеком, шэньши, и один из маньчжурских дворян нанял его для обучения своих сыновей. Как ему удалось намекнуть хозяину, что у него есть две прекрасные дочки на выданье, осталось загадкой. Так или иначе, маньчжур, который никогда не отказывал себе в удовольствии обзавестись очередной любовницей, пожелал посмотреть на девушек.
При виде Ин-эр господин был охвачен чувственным огнем. В ее глазах под полуопущенными длинными ресницами он разглядел выражение кокетливой томности и затаенной пылкости. Вдобавок ее нос был тонким, губы — полными и свежими, как лепестки роз, лоб — высоким, гладким и белым, а пальчики нежными, как лепестки лотоса. В ее красоте причудливо сочетались страстность, целомудрие и благородство.
Маньчжуры не женились на китаянках — дабы предупредить смешение двух народов, это было запрещено законом, но охотно брали китайских девушек в наложницы.
Узнав о том, что Ин-эр будет жить в доме богатого маньчжура, Ши не могла найти себе места. Теперь сестра сможет носить шелковые одежды, золотые серьги и красный зонтик!
Новый господин Ин-эр преподнес ее родителям и сестре дорогие подарки, но Ши ничего не радовало: дни напролет она оплакивала свою судьбу.
Спустя полгода военные командиры перевели маньчжура в другую провинцию, он увез Ин-эр с собой, и она исчезла на целых десять лет.
Со временем Ши осушила слезы и вышла замуж за кантонского купца. Она редко вспоминала сестру, и вот теперь та явилась, как ни в чем ни бывало, явилась, чтобы вновь заставить ее терзаться муками зависти.
Ин-эр была нарядно одета, ее искусно уложенные волосы блестели как черный лак, напомаженные губы напоминали спелые вишни, вот только в глазах застыло незнакомое выражение нерешительности и растерянности.
Почувствовав свое превосходство, Ши подбоченилась и дерзко спросила:
— Что тебе нужно?
— Я приехала тебя навестить.
— Ты не явилась даже на похороны родителей, хотя мой муж отправил тебе письмо!
— Я не смогла. В ту пору я только-только родила Тао.
— И что? У тебя наверняка полно служанок — могла бы оставить девчонку на них!
— Господин был против того, чтобы я покидала дом. Путь не близкий.
Ши подозрительно прищурилась.
— А сейчас что с ним случилось? Почему он тебя опустил?
Ин-эр тяжело вздохнула и, не найдя подходящего ответа, неловко произнесла:
— Просто я давно не была дома.
— Вообще-то это мой дом, — заявила Ши, продолжая разглядывать сестру и племянниц. Внезапно ее взгляд упал на ноги старшей девочки, и она с отвращением воскликнула: — Какие огромные ступни! Ты что, не бинтовала ей ноги?!
Мэй вздрогнула и спряталась за спину Ин-эр.
Этот жестокий обычай так искалечил ноги ее матери, что в детстве она долго не могла ходить. Даже сейчас, передвигаясь по улице или даже по дому, Ин-эр постоянно искала опору.
Когда однажды Мэй залюбовалась ее маленькими ножками, мать усадила дочь рядом с собой, сняла свои крошечные туфельки и показала Мэй изуродованные ступни, напоминавшие бесформенные куски мяса, после чего рассказала о тех страданиях, какие ей пришлось вынести. Тогда же Ин-эр сказала Мэй, что она наполовину маньчжурка, а они воспитывают своих дочерей иначе, чем китайцы: рождение девочки не считается несчастьем, им позволяется сидеть в присутствии старших, есть вместе с мужчинами, играть с мальчиками.
Остатки гордости заставили Ин-эр вздернуть подбородок, и на мгновение Мэй увидела мать прежней, независимой и гордой женщиной.
— Ее отец маньчжур, а у них не принято бинтовать девочкам ноги.
Ши презрительно фыркнула.
— С такими лягушачьими лапами ее никто не возьмет замуж.
Мэй ожидала, что мать возразит, но та промолчала.
— Сколько ей? — спросила Ши.
— Девять.
Тетка поджала губы.
— Время упущено. Тогда ты должна немедленно начать делать это с младшей, иначе будет поздно!
— Хорошо, я подумаю. Мы можем остаться у тебя или нам вернуться в гостиницу?
Ши передернула плечом.
— Вы надолго?
Ин-эр сделала неопределенный жест, который встревожил Мэй. Зачем оставаться у этой сварливой женщины, которая им явно не рада! Не лучше ли поехать домой?
Между тем мать отцепила от пояса красиво вышитый мешочек с благовониями, с которым никогда не расставалась, и протянула его сестре. Потом открыла плетеный дорожный сундучок и вынула из него красную лаковую шкатулку и черепаховый гребень.
— Возьми.
Мэй знала, что это личные вещи матери и что Ин-эр ими очень дорожит. Что заставило ее отдать
