два, как утверждают большинство свидетелей. Но эти парни, как я уже сказала, находились ближе всех к месту катастрофы, а также, как опытные военные пилоты, отлично разбирались во всякого рода явлениях, наблюдаемых в ночном небе, и могли верно истолковать то, что увидели.
— Вертолет приблизился к месту падения? — спросил я.
— Да. Эти ребята прибыли туда первыми. Они сделали несколько кругов над местом падения «боинга», но выживших не обнаружили. — Помолчав, Кейт добавила: — Позже они изменили свои первоначальные показания — в той их части, где говорилось о светящемся объекте. Но потом, когда первый пилот уволился из Национальной гвардии ВВС, огненный столб вновь стал фигурировать в его рассказах.
Я задумчиво кивнул. Все выглядело так, словно кто-то оказал на этих парней давление, заставив их переписать рапорты.
Кейт еще раз окинула взглядом жутковатую мозаику из стянутых проволокой элементов поврежденного взрывом салона «боинга» и сказала:
— Итак, в двадцать часов тридцать одну минуту двенадцать секунд, примерно через двенадцать минут после взлета, произошло нечто, вызвавшее взрыв летучих паров в центральном баке, и он разлетелся на куски. Сила взрыва была такова, что произошло частичное разрушение конструкции, в результате чего носовая секция вместе с кабиной экипажа отделилась от фюзеляжа и стала падать в океан.
Я бросил взгляд на огромную дыру в том месте, где должна была находиться кабина пилота, и почувствовал, как по позвоночнику пробежала холодная волна.
Кейт сказала:
— Когда кабина экипажа отделилась от фюзеляжа, центр тяжести самолета сместился и хвостовая часть опустилась. Поскольку двигатели все еще работали, обезглавленный самолет продолжал набирать высоту и поднялся еще на четыре тысячи футов. Потом он закувыркался и стал падать… В этот момент загорелось топливо в крыльевых баках, и как следствие произошла общая детонация топлива. Со стороны это выглядело как огромный огненный шар, который видели с земли около шестисот человек. — Кейт сделала паузу, потом продолжила: — Эта последовательность событий установлена в основном благодаря экспертизе, а также на основании показаний радаров и данных, полученных со спутника. Однако означенная последовательность совпадает с показаниями свидетелей далеко не по всем пунктам и уж совсем плохо соотносится с версией, изложенной в фильме, созданном специалистами из ЦРУ.
— А что нам говорит «черный ящик»?
— Он вышел из строя в момент первого взрыва, когда носовая секция начала отваливаться. — Кейт перевела дух и заговорила снова: — Таким образом, в нашем распоряжении три подборки фактов, и все они не очень-то согласуются между собой. В фильме ЦРУ говорится, что восходящий огненный столб, который наблюдали свидетели, был пылающим фюзеляжем самолета: взрывом его подбросило вверх. Но показания экспертов и данные, полученные со спутника, указывают на то, что самолет загорелся только после того, как стал падать. Что же касается низвергающегося потока горящего топлива, который, по словам специалистов из ЦРУ, свидетели приняли за поднимающийся вверх огненный столб, то это явный перегиб. Тем не менее вопрос остается открытым. Так что же на самом деле видели люди: устремившийся вверх пылающий самолет, направленный вниз поток горящего топлива — или же ни то ни другое?
— Представления не имею.
— Я тоже.
— Слишком много свидетелей тоже не всегда хорошо, — сказал я. — Когда раввина Меира Кахане застрелили на улице в Нью-Йорке, свидетелей было несколько десятков. Но после того как с ними поработала защита, не нашлось и двух человек, чьи показания бы совпали. А преступник из-за этого избежал смертного приговора. — Помолчав, я добавил: — А потом мы еще удивляемся, что у нас убивают президентов…
С минуту подумав, Кейт напомнила мне:
— Ты ведь у нас, если не ошибаюсь, фанат экспертизы? Сидни Сибен про экспертизу все рассказал. Ну так как — тебе его рассказ понравился?
— Экспертиза, конечно, дело хорошее, — ответил я. — Но ее данные должны соотноситься с другими фактами. Помню, раскручивал я как-то одно дело об убийстве… Так вот, единственные обнаруженные на орудии убийства отпечатки принадлежали человеку, который в день убийства должен был находиться за тысячу миль от места преступления. Представляешь, как мне пришлось тогда напрячься, чтобы придумать хотя бы самую завалящую версию, которая могла бы связать эти два факта? Ты сейчас тоже выстраиваешь разные теории, чтобы связать все воедино, но вот чего у тебя нет — так это главного подозреваемого, с которым можно было бы побеседовать наедине в отдельной комнате. А без него и копы и федералы впадают в отчаяние, ставят под сомнение показания экспертов, а со свидетелями обращаются как с подозреваемыми… Пройдет еще немного времени, и это дело иначе как «грязным» называть не будут…
— Ну и что бы ты предпринял в такой ситуации?
— Начал бы раскручивать все заново. С самого начала.
— А может, имеет смысл пригласить детектива со стороны, который посмотрел бы на это дело свежим взглядом?
— Иногда это помогает.
— Так в чем же дело?
— Ладно… Обещаю об этом подумать, — сказал я.
Мы повернулись и по проходу между креслами пошли в хвостовую часть самолета.
— Если оставить в стороне показания свидетелей и данные экспертизы, тебе ничего во всем этом не бросается в глаза? — спросила Кейт.
— Уточни, что ты имеешь в виду.
— Вспомни, что ты больше всего не любишь.
Я спустился по ступеням с помоста, желая оказаться подальше от этого самолета-призрака, пребывание внутри которого вызвало у меня не только безотчетный страх, но и глубокую печаль.
Кейт последовала за мной, и мы вместе пошли к двери, находившейся в противоположном конце ангара.
— Джон? — окликнула меня Кейт.
— Не мешай, я думаю.
Мы вышли из ангара и не спеша направились к машине. Дул прохладный ветерок, и мне сразу стало значительно легче. Когда мы с Кейт забрались в джип, я завел мотор, включил фары и, тронув машину с места, покатил назад к воротам.
Выворачивая руль, я сказал:
— ЦРУ… Почему фильм о катастрофе делали специалисты из ЦРУ, а не из ФБР?
— Это вопрос, не правда ли?
— С чего они вообще влезли в это дело?
— Ну, поначалу, когда получила распространение версия о взрыве бомбы или ракеты, они повсюду искали иностранных террористов.
— Иностранные террористы, действующие на территории США, подпадают под юрисдикцию ФБР, а не ЦРУ, — наставительно сказал я.
— Совершенно верно. Но люди из ЦРУ есть и в нашей конторе. Уж Теда Нэша ты наверняка помнишь.
— Ясное дело, помню. Я даже помню, что ты несколько раз с ним обедала.
— Один раз.
— Пусть один… Скажи, почему именно он допрашивал капитана Спрака?
— Не знаю. Но это было несколько необычно.
— И что же Тед говорил тебе за обедом?
— Прошу тебя, Джон, не заостряй внимание на моем единственном свидании с Тедом Нэшем, — сказала Кейт. — У нас с ним никогда не было романтических отношений.
— А хоть бы и были. Нэш-то уже помер.
Кейт снова вернулась к затронутой прежде теме.
— После того как ФБР и НСБТ — Национальный совет по безопасности транспорта — пришли к
