Да й не гром гремит, да шум велик идет: Налетела на молодого Добрынюшку А й Змеинище да то Горынище, А й о трех змеинище о головах, О двенадцати она{59} о хоботах… {60} Вопросы между тем возникают — и небезосновательные — даже при чтении классической былины. Никакой битвы между Добрыней и Змеем, как это обычно преподносится на полотнах известных художников или современных книжных иллюстрациях, в данном варианте былины (а также в большинстве других) не происходит. Между ними, оказывается, заключен договор (и даже на бумаге оформлен) — до бою-драки и кровопролития дела не доводить:
«…А у нас-то с тобой записи написаны Да у тоя ли у славныя пучай-реки: Не съезжаться б нам в раздольице чистом поле, Нам не делать бою, драки-кролития Да промеж собой бы нам великого…»{61} Это Змей говорит. А Забава Путятична, любимая племянница Владимира Красное Солнышко, похищенная у стольнокиевского князя, чувствует себя в змеиных чертогах вполне комфортно. Добрыня совершенно спокойно и без особых проблем вывел ее из подземных пещер вместе с другими заложниками. В чем же дело? Откуда такая идиллия? Да ничего особенного, в общем-то обычная повседневность любой войны: обмен пленными, переговоры с парламентерами. Весь вопрос: кто с кем воюет? И почему? В другом варианте всё той же былины Змей (точнее — Змея, ибо там чудище выступает в женском роде) величает Добрыню старшим братом, а себя — его младшей сестрой. Это что еще за родственные отношения? Да все те же, о коих уже говорилось выше! Тотемные отношения, кажущиеся странными и непонятными современным людям.
* * * Арийская «нагическая» традиция закрепилась и сохранилась в мировоззрении всех индоевропейских народов, и в частности, в наиболее древних былинах. К таковым относится цикл эпических сказаний о Вольге (Волхе Всеславиче). По существу, Вольга — сын Змея, от которого забеременела его мать-княгиня:{62}
Ходила княгиня по крутым горам, Ходила она с горы на гору; Ступала княгиня с камня на камень, Ступала княгиня на люта змея, На люта Змея на Горыныча, Вокруг ее ножки змей обвился, Вокруг ее башмачка сафьянова, Вокруг ее чулочка скурлат-сукна, Хоботом бьет ее в белыя груди, Во белы груди человечески; Целует во уста ее сахарныя, От того княгиня понос понесла, Понос понесла, очреватела; Носила в утробе чадо девять месяцев. <…>{63} Странная, конечно, ситуация, но не вполне безнадежная для понимания и объяснения. Если представить, что в описаниях фантастической любви отвратительного Змея и прекрасной молодой женщины в скрытом и трансформированном виде говорится не о пресмыкающемся, а о тотеме змея, то всё становится на свои места: представители соседнего племени, клана, протоэтноса, покланявшиеся змею, брали в жены славянских красавиц, и от этого союза рождались будущие богатыри. Но не только это. Общеизвестны представления славянской мифологии об Огненном змее, который прилетает по ночам через печную трубу к одиноким женщинам и вступает с ними в плотскую связь, сосет их кровь или молоко из грудей. Женщина или девушка, которую посещает змеевидный любовник, начинает сохнуть, чахнуть и, как правило, быстро умирает. Особенно этот мифологический сюжет распространен среди южных славян, но другие славянские народы тоже не исключение. Одним из самых любимых произведений русского народа на протяжении многих веков была «Повесть о Петре и Февронии», которая начинается с того, как жене муромского князя дьявол вселил на блуд «неприязненного летящего змея», совершившего над княгиней насилие. В результате княгиня конечно же начала чахнуть… Можно пойти еще дальше в глубь веков и тысячелетий — в эпоху матриархата, когда женщины сами определяли себе избранников (именно — во множественном числе!), среди которых могли оказаться и представители мужского братства, связывающего свои сакральные ритуалы и традиции всё с тем же змеем.
Рождение Вольги столь же чудесное, как и его зачатие:
А и на небе просветил светел месяц, А в Киеве родился могуч богатырь, Как бы молодой Волх Всеславьевич: Подрожала сыра земля, Стряслося славно царство Индейское, А и синее море сколыбалося Для-ради рожденья богатырского Молода Волха Всеславьевича; Рыба пошла в морскую глубину, Птица полетела высоко в небеса, Туры да олени за горы пошли, Зайцы, лисицы по чащицам, А волки, медведи по ельникам, Соболи, куницы по островам. А и будет Волх в полтора часа, Волх говорит, как гром гремит: «А и гой еси, сударыня матушка, Молода Марфа Всеславьевна! А не пеленай во пелену червчатую, А не поясай во поесья шелковые, — Пеленай меня, матушка, В крепки латы булатные, А на буйну голову клади злат шелом, По праву руку — палицу, А и тяжку палицу свинцовую, А весом та палица в триста пуд».
