Могпэт грубо толкнул ее, и она упала. Подбежавшие женщины подняли оскорбленную Старшую госпожу и хотели кинуться на обидчика, но могпэт уже добрался до алтаря.
– Сдай церковь и удались, не ведающий веры истинной! – крикнул он Гевонду.
Толпа ответила гневным рокотом. Не прерывая молебствия, Гевонд метнулся к ризнице, схватил свой пастырский посох из кизилового дерева и ударил могпэта по голове. Могпэт зашатался. Жрецы, вопя, подхватили его и не дали ему упасть. Оправившись, могпэт вместе со жрецами рванулся вперед. Гевонд наотмашь колотил своим посохом. Жрецы пытались сопротивляться, но принуждены были отступить под градом ударов.
Могпэт завопил было:
– Священное избиение!.. – но, не докончив, упал.
Несколько жрецов подхватили его и вынесли из церкви, остальные яростно набросились на молящихся, – те на миг отступили. Гевонд вырвался вперед, призывая верующих к сопротивлению, однако жрецов было много и они продолжали избивать народ внутри церкви.
Но тут снаружи послышался топот многочисленной толпы: это Аракэл напал на жрецов. Раздался зычный голос Погоса и гортанный клекот Хандут:
– Подождите, сейчас померкнет ваше солнце!
– Сейчас потемнеет у вас в глазах!
Почуяв опасность, жрецы высыпали на паперть, и свалка продолжалась уже там. Два-три жреца вскарабкались на выступ стены и начали звать персов на помощь.
Это еще более разъярило толпу.
– Войско на помощь зовут? А ну, выходите против их войска! – воскликнул Аракэл, выхватывая меч.
За ним последовали Погос, Хандут, Ованес-Карапет и Сероб, призывая народ гнать персов. Толпа еще колебалась, когда внезапно появившаяся Старшая госпожа обнажила свой меч и крикнула хриплым старческим голосом:
– Идем! Родина за нами! – Поровнявшись с Хандут, она пошла вперед вместе с нею.
Страшась за ее жизнь и прикрывая ее собой, следовала госпожа Дестрик, увлекая своим примером остальных женщин. За ними хлынул народ: в жестокой игре со смертью он обретал надежду на спасение и жизнь.
Никто не мог предвидеть, как повернутся события, не мог предугадать их или полностью осознать их в этот миг. Они разразились внезапно, как вспыхивает пожар. Люди решили биться с врагом и перестали различать князя и крестьянина. Они забыли все прежние связи и взаимоотношения, перестали остерегаться господ и власть имущих, забыли страх перед ними… Бой воодушевил их, увлек и вознес! Со стихийной ймой, упрямо двинулся народ, превратившийся в монолитную массу. Он взял на себя почин в схватке, ответственность за нес и всех заставил почувствовать его грозную силу.
Крестьянки выбежали вперед и окружили Старшую госпожу, чтоб своими телами оградить ее от ударов. Впереди шагала и госпожа Дестрик Она чувствовала, что настал час действовать: либо она восстановит честь своего мужа, либо погибнет как подвижница. Воодушевление зажгло также и девушек.
Теперь действие перекинулось за пределы паперти, стычка происходила уже в открытом поле. Прибежавшие из своего лагеря персидские воины начали расстреливать толпу из луков. Стрела поразила крестьянку, шедшую рядом с госпожой Дестрик, и та наклонилась, чтобы помочь ей. Подбежавшая Анаит безуспешно старалась остановить кровотечение раненой.
Выбыло из строя несколько жрецов и несколько человек из нарэда.
Астхик, которая, забыв о себе, следила за Анаит и Старшей госпожой, внезапно заметила, что Анаит упала. Астхик вскрикнула, схватила сестру за руку и прижала к груди, как бы надеясь этим не дать ей умереть. Госпожа Дестрик, оказывавшая помощь раненым, тоже поспешила к Анапт. Девушка лежала неподвижно, и нельзя было пенять, дышит ли она еще, или уже скончалась.
Жрецы были изгнаны и отступали Вдруг в толпе послышались возгласы: «Дорогу, дорогу!»
Показались нахарары Жрецы окружили их и пошли за ними. Недобрым предзнаменованием показалось народу то обстоятельство, что вместе с нахарарами в церковь вошли также и Деншапух, Даре, могпэт Михр, жрецы и персидские военачальники.
На мгновение толпа попятилась перед пахарарами. От них веяло каким-то отчуждением, они внушали странный ужас, точно это были не нахарары, а какие-то оборотни, дэвы.
Но все страхи рассеялись, когда в церковь вошел Аракэл со своими товарищами Народ следовал за ними. А они встали перед нахарграмй и открыто, пренебрегая всякой опасностью, показывали своим поведением, что готовы и к спору и к бою. На нахараров были устремлеш недружелюбные и подозрительные взгляды.
Для Васака создалось крайне опасное положение. С одной стороны, нахарары могли каждую минуту призвать к избиению тех, кто вызвал столкновение; с другой стороны, нахарары могли заявить народу, что их отречение от христианства было притворным. Этого, главным образом, следовало опасаться со стороны Вардана…
На Вардана, затаив дыхание, смотрели все. Он поднял глаза, увидел мать и побледнел. Встречей с матерью Спарапета был потрясен и Васак: он почувствовал, что перед ним стоит олицетворенная совесть армянского народа.
Его немного успокоило то, что Вардан с грустным спокойствием склонился к руке матери и поцеловал ее. Начало казалось мирным, оно внушало надежду, что Вардаь будет отвлечен заботами о матери, а тем временем остычет пыл толпы.
Среди женщин послышались рыдания и стоны в ту же минуту, когда Вардан и Старшая госпожа увидели друг друга. Точно ударом грома поразило Вардана то, что мать была вооружена. Как же глубоко должно было быть ее горе, если она нашла в себе силы и решимость пройти подобный путь.
Сдавленным, глухчм голосом Вардан спросил:
– Зачем ты прибыла, мать?
Старшая госпожа со страхом и укором заглянула ему в глаза; у нее дрожал подбородок.
– Бремя на душе твоей, тяжело тебе! – скорбно воскликнула она. Внезапно голос ее зазвучал сурово. – Не был ты верен перед богом и людьми! Ты нарушил обет, данный отчизне!.. Вот – возьми меч отца и порази свою мать! – Она протянула Вардану меч.
– Ах, мать, бесценная моя мать! – вздохнул Вардан, поцеловал меч и передал его слуге.
Но Старшая госпожа с гневом выхватила меч у слуги и вновь вложила в ножны.
Вардан точно окаменел. Слова, которые он собирался сказать матери, застыли у него на устах. Нахарары, народ, персы – все, затаив дыхание, ждали что он скажет. Но он молча опустил глаза, весь во власти душевной борьбы. Он чувствовал на себе пристальный взгляд матери, видел губы, неслышно что-то шептавшие – то ли молитву, то ли проклятие.
В эту минуту Астхик и Югабер внесли в церковь Анаит. За ними вошли госпожа Дестрик и Шушаник, окруженные крестьянками. Вардан смутился, заметив доспехи на своей супруге, на дочери, на молодых девушках и крестьянках.
Анаит опустилк на пол, женщины занялись ею и другими ранеными. Стоявший в задних рядах Артак лишь теперь увидел Анаит. В глазах у него потемнело.
«Анаит тяжело ранена!.. Она может умереть!» – мелькнуло у него в голове.
Не веря своим глазам, он, как безумный, бросился к Анаит. Но княгиня Шушаник стала перед ним, и ее голос прозвучал упреком:
– Не подходи к подвижнице!..
Артак вздрогнул, пристально взглянул на Анаит и вновь сделал попытку подойти к ней. Но грустно и еле слышно прозвучал слабый голос девушки:
– Удались, князь!
Артак был сражен. Он хотел крикнуть, что верен обету, но необходимость поддерживать видимость отречения отрезвила его и сдержала. Он молча отошел.
Вардан строго взглянул на него Артак и сам понимал, что он обязан подавить в себе тревогу за жизнь Анаит и стоять рядом со своим Спарапетом.
Толпа расступилась. Крестьяне вносили в церковь тяжелораненых чтоб они испустили дух здесь же, на глазах у отступников.
