проплывает тень, но нет – то был осман зрения.
На далеком горизонте, в глубокой тьме ночной пустыни, блекла золит истая луна, сменив серебро своего сказочного лика на медный отблеск умирания. И вот – не обманчивое ли это видение вновь во мгле сада? Арсену показалось, что в темноте замаячила чья-то тень и застыла, то ли в нерешительности, то ли из осторожности… Он взглянул на восток. За спиной горы, щуря огненные ресницы, устремив свой вечный взор на землю, выплыла утренняя звезда, – она плыла гордо, величаво.
Сердце сжалось у Арсена. Он увидел, как тень колыхнулась и заскользила вдоль стены. Вплотную подойдя к Арсену, Диштрия шепнула ему на ухо:
– Пройди в комнату Она там. Одна…
– Веди! – с трудом проговорил Арсен.
– Идем, скорей… Осторожней!.. – скользя вперед, шептала Диштрия, ведя его за руку Когда Арсен вошел в комнату Хориши, дверь за ним захлопнулась, но заточение было сладостным и казалось милее свободы. Хориша сидела на ковре, низко опустив голову. Ее черные волосы рассыпались по ковру. Она приподняла голову, взглянула на Арсена и вновь опустила ее, Арсен подошел и, молча сев рядом, обнял ее. Хориша задрожала. Арсен поцеловал ее в плечо.
– Хориша!.. – шептал он, задыхаясь. – Говори! Скажи что-нибудь…
Хориша молчала, ей было трудно дышать.
Внезапно она обняла его, затрепетала, и они слились в поцелуе. Арсен чувствовал в своих объятиях теплое и нежное тело Хориши; прикосновение жгло его. Светильник затрещал и погас. Комната погрузилась в темноту. В окне ярче стали звезды. В углу сада, в жертвеннике, взметнулись языки вечного огня.
Горсть песка ударилась в дверь: настал час разлуки.
– Хориша, пора…
Хориша вздохнула, отпустила его и вновь прильнула к нему.
Дождь песчинок усилился.
– Хориша, пора!..
– Будь что будет!.. Останься, не уходи!.. – молила она.
Арсен вновь крепко сжал ее в объятиях, и. вновь ими овладело забвение.
В дверь постучали. Послышался шепот Диштрии: она торопила.
Арсен встал. Хориша не поднимала головы, не открывала глаз.
Арсен осторожно вышел, прикрыл дверь и, спускаясь по лестнице, столкнулся лицом к лицу с Диштрией. Он обнял ее и поцеловал. Диштрия, вздохнув, отвела его руку и шепнула:
– Уходи скорее, князь…
– Если б ты знала, Диштрия! Милая Диштрия!.. Диштрия сама обняла Арсена и вновь вздохнула. Арсен быстро скользнул в гстую тень.
Диштрия вошла в комнату Хориши. Обхватив голову руками, Хориша рыдала.
– Хориша!.. Ты плачешь?..
Хориша упала на свое ложе, зарывшись головой в подушку.
– Ты вступила в жизнь, милая! Будь счастлива!.. – шептала Диштрия, обнимая Хоришу. – Плачь, плачь! Сладки твои слезы сейчас, как весенний дождь…
Хориша испуганно взглянула на Диштрию и прошептала:
– А если он уедет и не вернется?
– Как он может? Как может?..
– А если уедет на войну?
– Твоя любовь будет охранять его! Лишь бы ты крепко его любила.
– Кто может любить его сильнее меня?..
Небо побледнело, звезды стали скрываться в зеленовато-голубом бархате, прокричали петухи. Где-то далеко на улице раздалея топот копыт – проехал первый всадник.
Уже светало, когда Хориша, наконец, уснула.
Осторожно, неслышно вышла от нее Диштрия и спустилась к реке. Предутренний ветерок шелестел в ветвях деревьев, в полутьме земля казалась незнакомой и загадочной. Весна благоухала в деревьях, кустах и цветах.
День открыл глаза. Диштрия вздохнула и пошла обратно к дому.
Армянская конница была возмущена. Беспримерное унижение, которому подвергся Гют, потрясло и всадников и князей-командиров. Люди, безропотно шедшие за Азкертом на войну с кушанами, тяжело переживали оскорбление, которое он им нанес.
В шатре начальника конницы Гарегина Срвантцяна собрались армянские князья, обсуждая, как им ответить на удар. Все чувствовали – и это было в первый раз, – что не отплатить нельзя…
– И правильно делают! – произнес с горечью князь Гарегин. – Спарапет у Марвирота спасает персидскую державу, вдали от родины мы годами воюем с кушанами в защиту персов, платим им дань… И вот…
Прислонившись к столбу, поддерживающему шатер, скрестив на груди руки, взволнованный князь с горькой улыбкой глядел вдаль.
– Многого мы не доделали!.. Не собрали войска… не присоединились к нахарарам…
– Хорошо поступили наши, послав мятежный ответ! – воскликнул Арсен.
– Ответное послание доказывает, что наши очнулись, – сказал Гарегин. – Великие события происходят на родине. Наши решили восстать. Нужно и нам готовиться. С нами могут сыграть недобрую шутку.
– Возможно, – ответил Арсен.
– Пока не поздно, мы должны начать, – заявил Гарегин.
– Но как?.. – почти одновременно откликнулись все присутствующие.
Гарегин ответил не сразу. Он испытующе оглядел всех и четко произнес:
– Отказаться служить им!..
Храбрый юноша, всегда бросавшийся в самую гущу боя, поразил всех своим смелым предложением.
«Храбрецы находчивы»! – думал Арсен, глядя на него.
Подобное предложение в устах любого другого показалось бы ему неприемлемым, но с Гарегином он согласился тотчас же, ибо верил в его отвагу.
– Нам нужно быть готовыми, нужно поскорей принять решение! – продолжал Гарегин. – Нас могут попытаться обезоружить, окружить, перебить… Мы должны быть наготове, чтоб отразить все эти попытки.
Гарегина знали, ему верили, и его предложение было принято.
Князь Нерсэ, который старался не упустить ни одного его слова, проговорил:
– Беда неминуема, князь. Следовательно, мы должны быть готовы встретить ее… Веди нас, я лично согласен!..
– Мы все согласны! – откликнулись остальные князья.
– Посоветуй, как и когда действовать? – спросил Арсен. – Судьба готовит нам большое испытание. Встретим же опасность, как подобает воинам!..
– Не надо думать, что Азкерг так уж неуязвим, – продолжал Гарегин. – Византия бессильна перед ним, поскольку она боится гуннов. Но Азкерт боится и гуннов и кушанов! Наш удар, который, как я надеюсь, сейчас готовит Спарапет, будет весьма чувствителен. Увидите, мы еще будем сражаться бок о бок с гуннами!
– Вполне возможно, – согласился Арсен. – Спарапет позаботится обо всем.
Этот обмен мыслями незаметно для самих собравшихся внес успокоение в их души. В первый раз они осознали, что их преследуют именно за то, что они – армяне; в первый раз они осознали нанесенное им оскорбление; и дух их воспрянул вместе с чувством оскорбленной национальной гордости.
– Эх, князья! – вздохнул Гарегин. – Разве осмелился бы этот злобный зверь так поступить с Васаком Мамиконяном?.. Доблесть Васака Мамиконяна умерла в нас… Надо, чтоб она воскресла!
– Раз мы его вспоминаем, значит, она воскресла! – воскликнул Арсен. – Не умер Васак Мамиконян!..
– И не умрет никогда! – отозвался Нерсэ.
– Господь правый нам судья! – отозвались и остальные. Князь Гарегин поднял руку и торжественно
