природе вроде «Подхвати шефа, падающего с сосны». Нечаевский тимбилдинг не ограничивался выездом на природу: если уж пошли в Петровский парк, то чтобы убить несогласного. Нечаев отлично понимал главный закон бизнеса: никакая идейная мотивация не заменит спаянности общей виной. Думаю, переход на нечаевские методы в крупных бизнес-структурах — исключительно вопрос времени: совместное убийство менеджера, регулярно опаздывающего на работу или уклоняющегося от корпоративного отдыха, значительно повысит эффективность корпорации и затруднит выход из нее. Кстати, формулу эффективности Нечаев дал в статье «Главные основы будущего общественного строя» (1871): «Производить для общества как можно более и потреблять как можно менее». Он же в «Катехизисе» разбил все общество на пять категорий сообразно нужности каждого гражданина для общего дела — и призвал к беспощадному уничтожению всех, кто неэффективен; но не тем же ли занимается всякая корпорация, включая и государство нового типа, сводя к нулю поголовье инвалидов, стариков и несогласных?! Чёрта ли от них в смысле эффективности! В этом смысле мы застали истинно нечаевскую социальную политику; будем надеяться, что юбилей послужит поводом для признания великих заслуг Сергея Нечаева в деле превращения всего нашего государства в одну могучую «Народную расправу».
То, что так долго вползало к нам под видом МВА, все, что навязывалось под видом бизнес- образования, давно уже есть в истории русского революционного движения — стоит бросить внимательный и беспристрастный взгляд на героев отечественного подполья и классику неподцензурной печати. Личность — ничто, корпорация — все; и если первые догадки о применении этой идеологии к бизнесу принадлежат западным теоретикам, наживающимся на нашей истории, то уж по части социальной практики Россия по-прежнему впереди планеты всей.
21 сентября. Родился Натан Дубовицкий (1964)
Спертый воздух
О романе Натана Дубовицкого «Околоноля» волей-неволей приходится говорить в двух планах, хотя текст сам по себе вряд ли заслуживал бы подробного разговора даже в одном. Сначала — о ситуации вокруг романа, о предполагаемом авторе и его побудительных мотивах; потом — о том, что на сей раз поместилось под обложкой «Русского пионера». Сначала — о внешних обстоятельствах: «Русский пионер» с блеском доказал, что единственный абсолютный бренд в России во все времена — власть. Желание быть снобом и принадлежать к снобирующему сообществу — ничто в сравнении с непроходящей кремлеманией: каких бы плохих стихов (и соответствующих колонок) ни писала глава кремлевских спичрайтеров, каких бы выспренностей ни сплел об абстракционистах верховный идеолог — это всегда было и будет интереснее того, что сочинят профессионалы. Да и кому в России нужны профессионалы?
Андрей Колесников безоговорочно прав, утверждая, что роман Дубовицкого будет читать вся Москва. Что ей еще читать-то? Перефразируя Павла I: «Писатель в России тот, с кем я разговариваю, и до тех пор, пока я с ним разговариваю». Вот перед нами книга, о которой известно только, что ее будто бы написал Сурков. Никаких доказательств ее восурковленности, кроме того что псевдоним взят в честь жены предполагаемого автора — Натальи Дубовицкой, нам не представлено. Власть молчит, в полном соответствии с замыслом. Все гадают, благо гуща обильна. Не сказать, чтобы роман в магазине «Москва» на Тверской разлетался как пироги, — я брал там по 290 руб., за другие места не поручусь, но скромный ажиотаж наличествует, и десятитысячный тираж уйдет до конца августа, к бабке не ходи. «Пионер» изобрел гениальную разводку: берем текст и предполагаем, что написал его человек из администрации президента, а то и сам владелец администрации. Мне даже кажется, что «Русский пионер», появившийся за год до кризиса, — кремлевский проект на этот самый случай: станет у нас похуже с нефтью и Стабфондом — они заработают литературой, живописью (премьер уже пробовал), пением. Представьте, что на одной концертной площадке в России поет чудесно воскресший Карузо, а на другой — Владимир Владимирович Путин, и угадайте, где будет лом.
Если оставить в стороне финансовый, конспирологический и пиаровский аспекты, то есть обратиться к тексту как таковому… Но разберемся сначала с авторством. Верю ли я, что это Сурков? Нет. Сурков — профессиональный пиарщик, многими пиаровскими ходами пользуется при строительстве новой госидеологии (что, по-моему, есть непростительное смешение жанров), чувство личной безопасности в нем сильнее авторского тщеславия, и он понимает, что «не должен царский глас на воздухе теряться по- пустому». Я готов даже допустить, что всю политическую карьеру он сделал ради литературной, ибо других шансов привлечь внимание миллионов к своим текстам у него, кажется, не было; но когда путь пройден и карьера сделана — никто не поставит ее под удар из желания прослыть тонким стилистом. Написать пару колонок — да, выпустить сборник статей и интервью — пожалуйста, этим и президенты не брезгуют; но крупнейший администратор, верховный идеолог, публикующий роман, обречен вызвать аналогии с поздним Брежневым, с анекдотом о четырех царях СССР (Владимир Мудрый, Иосиф Грозный, Никита Чудотворец и Леонид Летописец), а там, глядишь, и с 1977 годом во всей его обреченной красоте. Действующие руководители романов не пишут, особенно если это романы о том, до чего все прогнило; вдобавок автор романа «Околоноля» наделен чувством юмора — а совместить чувство юмора и формирование движения «Наши» невозможно физиологически. Как раз все попытки Суркова скаламбурить или сострить в интервью или публичных выступлениях выглядели не особенно удачными, цитируя Новеллу Матвееву, «как если бы коршун вдруг улыбнулся». Подсказка насчет возможного авторства содержится в самой книге: «Здесь водились в изобилии мелкие злобные и плодовитые, как насекомые, бунтующие графоманы. Отсюда всегда уходил Егор с богатой добычей, как у туземцев, за гроши и безделушки выменивая у гениев бесценные перлы и целые царства. Стихи, романы, пьесы, сценарии, философские трактаты, а то и работы по экономике, теории суперструн, порой симфонии или струнные квартеты перепродавались мгновенно и гремели потом подолгу под именами светских героев, политиков, миллиардерских детей и просто фиктивных романистов, ученых и композиторов, командующих всем, что есть разумного, доброго, вечного в богоспасаемых наших болотах».
Есть, значит, несколько мелких, злобных, плодовитых и бедных людей, которые для предполагаемого главного идеолога это произвели (как, кстати, завуалированно поведано о том в гл. 3, где в роли негра выступает поэт Агольцов). Не исключаю, что им для образца были выданы аутентичные рассказы, которые когда-то, в восьмидесятнической юности, сочинял рекомый автор, — они содержатся в гл. 1, 16 и 22: в них очень много борхесовского и почти ничего человеческого. Перед нами, таким образом, не портреты власти, России и конкретно В.Ю. Суркова, но те их образы, которые — по мысли издателей и авторов — должны понравиться власти, России и конкретно В.Ю. Суркову. Это само по себе показательно, и это мы сейчас рассмотрим, но для начала позвольте коротко взвыть. Я понимаю, братцы, что у нас сырьевая сверхдержава и процветать она — точней, ее руководство — может только за счет эксплуатации всенародной, а стало быть, чужой собственности. Это могут быть недра, а может, как выяснилось, литература. Не скажу, чтобы мне было обидно за Пелевина, который мало того что ободран анонимными авторами как липка, но еще и выведен под именем Виктора Олеговича в виде совершенного ничтожества; это скорей пройдет по разряду бессильной зависти. Не стану также вступаться за Владимира Сорокина, столь наглядно присутствующего в гл. 10 (сцена внезапного убийства, чисто «Заседание завкома») и гл. 40 (сцена пыток). Но товарищи дорогие! Блатной авторитет, который большую часть жизни проводит в сауне и непрерывном жертвовании на монастыри, переехал сюда из города Блатска, а про хазар, контролирующих весь юг России и являющихся потомками того самого каганата, мне даже напоминать неловко. Деревня Лунино, по которой вечно грезит главный герой и которая является клоном деревни Дегунино, в которой все есть, — прямиком, с главными приметами перекочевала все из той же книги под названием «ЖД», следы знакомства с которой щедро раскиданы по пространству «Околоноля», задуманного, вероятно, как энциклопедия отечественной словесности последнего десятилетия. Это еще одна причина, по которой я категорически отказываюсь верить в авторство крупнейшего официального идеолога. Мне хотелось бы надеяться, что руководители столь высокого ранга, используя плоды чужих интеллектуальных или иных трудов, по крайней мере, не оставляют столь явных следов. Поневоле вспомнишь великую фразу Андрея Кнышева: «В комнате все было краденое, и даже воздух какой-то спертый».
Впрочем, «ворованным воздухом» называл настоящую литературу сам Мандельштам — рассмотрим,
