Уильяма де ла Мора и его свиту напали жители Рочестера; этот дорожный инцидент известен благодаря суду по этому делу, который состоялся в 1305 году.[394]
Эдуард I, как я уже говорил, проделал ту же процедуру в 1296 г. в отношении Ги де Фореста и Брайана де Джея, соответственно бывшего и тогдашнего магистров провинции: он разрешил им выехать из королевства, первому — чтобы отправиться на Кипр, а второму — в Арль, на генеральный капитул ордена. Брайану де Джею было разрешено на время отсутствия оставить заместителя.[395]
Арагонские архивы позволяют увидеть другой аспект начальной стадии поездки на Кипр. Великий магистр требует от лиц, ответственных за провинции, приехать не только при оружии, с конями и мулами («les betes mulasses») во всем снаряжении, но и с
Беренгер Гвамир прибыл на Кипр в 1300-1301 гг., а потом еще раз в 1304 году. 20 января 1305 г. он получил от великого магистра подобное же разрешение, на которое была наложена личная восковая печать Жака де Моле.[401] Такое разрешение обычно сопровождалось предписанием тамплиерским властям соответствующей провинции Запада предоставить брату, который пожелает достичь Кипра, необходимые средства для его поездки: коней, мулов, провизию или деньги. Так было с Педро де Сан-Хусто в 1306 году.
Беренгер де Кардона, магистр Арагона и досмотрщик Испании, совершил две поездки на Кипр в то время, когда Жак де Моле был великим магистром, — в 1300-1301 и в 1306 годах.
Этапы первой достаточно хорошо известны. Он находился в Сарагосе, когда 19 апреля 1300 г. сообщил командорам своей провинции о желании великого магистра видеть его на Кипре во время большого наступления монголов (ожидаемого в то время).[402] Должно быть, он выехал в мае-июне того же года и несомненно принял участие в операциях по захвату Руада и в рейдах на Тортосу в ноябре. Он готовился уехать на Запад в феврале 1301 г.: вместе с Беренгером Гвамиром он зафрахтовал судно «Святой Николай» у Бернара Марке из Барселоны для перевозки шести рыцарей и двадцати восьми человек свиты. Но отъезд был отложен — Бернар Марке 1 марта извинился за задержку, в которой он не был виноват.[403] Беренгер де Кардона, вероятно, вернулся в Каталонию до 1 мая 1301 г.: действительно, в тот день он был в Гардени и написал Педро де Сан-Хусто, что надо срочно отправить на Кипр провизию, солонину, сыры и т. д., груз которых должно будет взять судно в Торто-се (Каталония).[404] Оставалось заплатить по счету Бернару Марке, что не обошлось без некоторых трудностей: 10 июля после возвращения Кардоны он все еще оставался должен судовладельцу 125 барселонских фунтов.[405]
Для этого противоречивого периода истории ордена Храма, когда встал вопрос о его полезности, следовало бы вернее оценить значение этих передвижений. Я считаю, что оно было большим. Доказывают ли они политическую волю — Жака де Моле — по-прежнему добиваться отвоевания Святой земли? Я также думаю, что да. Данные, почерпнутые в архивах вроде Барселонского, можно также дополнить многочисленными, но не всегда точными сведениями, разбросанными в допросных протоколах процесса.[406]
Паломники и посетители, или странноприимный Храм
Покидая Святую землю, тамплиеры позаботились перевезти на Кипр свою сокровищницу (то есть архивы, позже утраченные) и реликвии из своих капелл и церквей в Сирии и Палестине.[407] Несмотря на малоблагоприятную ситуацию, паломники все еще пытались добраться до Иерусалима. Папа запретил паломничество, потому что оно позволяло мамелюкскому султану взимать с паломников пошлину на входе в Иерусалим и храм Гроба Господня, но некоторые из них были готовы рискнуть отлучением, лишь бы посетить Святой город (как это ни парадоксально). Кипр для них очевидно был неизбежным промежуточным этапом; но остров бывал и целью паломничества, ведь здесь многие места и реликвии могли стать объектами культа. Таким образом, прием паломников оставался актуальной задачей.
Паломничество в Иерусалим иногда бывало формой покаяния, наложенного на закоренелых грешников; когда Иерусалим стал недоступен, целью подобного покаянного паломничества как церковные, так и светские суды назначали Акру, а потом Кипр. Кающийся должен был провести определенное время в Святой земле, принять участие в операциях крестоносцев и вернуться в Западную Европу с удостоверением, подтверждающим, что он добросовестно исполнил свое покаяние; это удостоверение утверждалось военными орденами Храма и Госпиталя. Такое наказание суд французского короля наложил в 1302 г. на графа Анри III Барского. Однако неизвестно, исполнил ли тот покаяние.[408] Об одном выразительном случае рассказал Жерар дю Пассаж, допрошенный во время процесса ордена Храма. Вступив в орден в 1293 г., он покинул его в 1305 г. и исповедался в заблуждениях, которые совершает орден, перед папским легатом. Тот в качестве покаяния велел ему отправиться за море, то есть на Кипр, с… госпитальерами; он был арестован королевскими агентами как раз в то время, когда готовился к отъезду![409]
Паломников, исполняющих покаяние, и паломников из набожности надо было принимать, давать им кров, содержать или лечить. Эта миссия, которая у госпитальеров была изначальной, требовала постройки странноприимного заведения в Лимасоле по образцу заведений в Иерусалиме или в Акре.
Тамплиеры, допрашиваемые относительно милосердных дел в их ордене, очень настаивали, как я говорил, что они не обязаны были оказывать гостеприимство, в отличие от госпитальеров. Поскольку, как писал Жак де Моле в памятной записке об объединении, «в основу одного положено гостеприимство, другого — военная служба».[410] Тем не менее тамплиерам все-таки гостеприимство было не чуждо, и они принимали проезжих, паломников или прочих.
В конце 1301 г. дом Лимасола и великий магистр Жак де Моле приняли именитого гостя в лице Раймунда Луллия, францисканца с Майорки, знаменитого апостола мирного миссионерства, но притом ярого сторонника крестовых походов, что, вопреки внешнему впечатлению, не противоречило одно другому.[411] Для Раймунда Луллия, написавшего трактаты о крестовом походе, последний мог быть только средством — необходимым — для политического и военного подчинения
