сшиблись воля великого чудища и усилия десятков людей, землю вспороли трещины, деревья были вырваны с корнем, дома рушились. Остановить джинна не смогли, но его удалось увести на юг, где тот и учинил небывалые разрушения, убивая без разбора заморцев и русичей. Джинн испарил реки и озера, испепелил луга и степи, стер в пыль целые города. За ним оставалась голая безжизненная твердь, на которой еще веками суждено было ничему не взрасти. Когда же в Аграбе от огня Змея Горыныча сплавилась в ком волшебная лампа, а под Аграбой демон истек кровью и поник опустевшей оболочкой среди развалин своего пекельного царства, джинн рухнул с небес в княжество Тугарина, где и взорвался. На месте его падения остался глубокий провал, земля которого спеклась в камень.
— Я жив, — прохрипел тяжко израненный Волх. Он лишился уже половины щупалец, и ему приходилось отнимать от бочек свои кормящие присоски. — В бой... Продолжайте... Я жив...
Его сердце заходилось, дыхание захлебывалось, но демон упрямо поднимал с базальтовых плит свое истерзанное тело. Волха не зря так послушно и старательно выкармливали. Он цеплялся за жизнь, он боролся, все еще слишком мощный, чтобы умереть просто так. Скимен был ему больше не помощник: Балор опутал льва по всем его щупальцам, и, пока тот безуспешно рвался из дуг, уже примерялся, куда нанести решающий удар. С запада на Волха наседали демоны королевств, которых Муспельхейм интересовал постольку поскольку. Слабел Муруган, теснимый.
У демона русичей мутнело в голове, и противная, пугающая вялость растекалась по мышцам. Он собрал все силы, капая кровью из пасти, и увидел очистившимся взором, как его главный противник замер, скрючиваясь во внезапной агонии.
Волх не раздумывал, что это может быть. Он ринулся в атаку, врезаясь в заморского демона всем своим весом и едва не опрокидывая его. Клыки Всеславича сошлись на шее Разящего. Лилово-черная коса взвилась из-под земли, чуть-чуть не разрезая живот Волха, но тот лишь сильнее сжал челюсти, дробя броню, и демон Заморья забился в его хватке, выворачиваясь. Еще один язык адского пламени прянул Волху навстречу, тот отдернулся, и Разящий, оставляя куски своей плоти у противника в зубах, шипя и воя, начал отползать. Его щупальца отступили, и воспрявшие духом демоны обрушили на них свою ярость. Стремление сжать в лапах одновременно весь мир обернулось для Заморья гибельно. Муруган обездвижил его атакующие присоски, чтобы вырвать их.
Новый приступ внутренней боли полыхнул во чреве Разящего. Этим воспользовался Чи-Ю, бросившись на него со спины. Лишившись еще нескольких щупалец, заморский демон стал пятиться к огненому окияну. Чи-Ю надвигался на него.
Волх поджал присоски и откатился на северо-восток, чтобы хоть какие-то из его увечий подзатянулись. Он снова жадно припал к корму. Видя успех повелителя, его питали на славу.
— Мертвая вода. — Финист поднял протянутую ему склянку, чтобы взглянуть на свет. — Что джинн не выпарил, то он отравил. Целые земли для нас теперь потеряны.
Тяжелая, горькая, но все же победа. Война еще не окончилась, однако со смертью Микки Мауса стало ясно, что Заморью нанесен удар, от которого ему уже не оправиться. Власть в Метрополисе переходила из рук в руки. Страна, населенная более чем пестро, разделилась на анклавы людей, нелюди, нечисти, мертвецов и говорящих животных, каждый из который называл себя настоящим Заморьем, а всех прочих — пришлыми. Генералы заморские, рассеянные по миру, начали спешно уводить свои войска домой, чтобы принять участие в дележке. Там уже появился какой-то колдун, объявивший себя новым Отцом и собиравший в свою армию отъявленных негодяев. Но долго ему царить было не суждено, потому что на Заморье напало царство Син. Синьцев было много, потрепали их не так сильно, и императором Мингом двигала жажда поквитаться.
— Он не поддержал своих слуг, — произнес Светлый Князь, имея в виду Вия. — Отбросил Заморье, словно высосанную кожуру.
— Так и есть, — ответил ему Светлый Шах. — В его тавлеях демоны крупнее пешек, но все же не главные фигуры. Напротив, замысел Генерала сыграл на руку преисподней. Заморье убрали с доски раньше и проще, чем было задумано.
— Не оскорбим память нашего брата. Его замысел был чист, но вмешалось безумие фанатика. Увы — я предупреждал, что нельзя нарушать равновесие. С каждым нашим шагом шагает вперед и ад. Это похоже на ту притчу, в которой, что бы ты ни пожелал, у соседа станет вдвое больше.
— Тогда надо пожелать лишиться глаза.
— Мы уже лишились его.
Конклав стоял на берегу светового окияна. Теперь эти воды были дымно-темными и бурными. Искорки все еще перебегали внутри него, как фонарики рыб-удильщиков, но сразу же гасли.
— К сожалению, я не смогу помочь вам в дальнейшем, — сказал Светлый Император. Он походил на человека, в руке которого ослепительный меч. — Я должен идти на бой с Чи-Ю. Если мой демон подомнет Заморье, то станет следующим избранником-завоевателем. Его темная суть слишком крепка, чтобы даже знание правды отвратило от искушения.
— Это твой выбор, брат.
Человек с мечом сел на лазурного коня о четырех крыльях — так показалось бы смертному, хотя на самом деле, конечно, никакого коня не было. Светлый Император вступил в бушующие клубы дыма, скрывавшие далеко под собой царство Син. Его свет медленно нисходил, пока не исчез из виду.
— Если мы окончательно не вскроем этот нарыв, войне не будет конца. — Голос Светлого Кшатрия был полон безнадежности.
— Но тогда мир навсегда изменится, — возразил Светлый Рыцарь. — А он к этому еще не готов.
— Что может быть действеннее, чем лишить противника его ударной силы? Я пожертвую своей работой, ведь, в конечном итоге, она была не зря. Риск велик, но шанс тоже велик. В том сила хаоса — он дает шанс.
— Ударная сила давно уже другая, — сказал Светлый Конунг. — Это именно тот самый хаос, которым наши враги быстро учатся управлять. Сделать очередной шаг прямо к ним в пасть? Я не согласен на это. .
— Но что тогда нам делать? — спросил Кшатрий.
— Выступать, — ответил Князь. — Игре должен прийти конец.
Финист был помазан на царство. Те, у кого оставались возражения, теперь молчали. К новому царю шли поклониться даже берендеи, которых Финист обложил огромной данью. Собрав уцелевшие рати, маршал двинул их на запад. Король Фридрих к тому времени бежал из Аламаннского королевства и укрылся где-то в Залесье. Авалонцы взяли столицу, но нигде не могли укрепиться из-за ополчения, бившего их нещадно: Скимену удалось высвободить несколько щупалец.
Баюн попросил Финиста дозваться хоть кого-нибудь из богатырок, но выяснилось, что все они погибли, когда джинн разорял юг Тридевятого. Яблочко Ягжаль оставалось у Раваны. Рысь велел Ингвару его забрать. На том месте, где пала княжна вольных девиц, поставили резной столбик. Под ним зарыли яблочко с блюдцем и прочие вещи Ягжаль, что она не взяла в Лукоморье — мониста, серьги, шитая блестящей нитью накидка, под которую она прибирала волосы в своем городе-стане. Украшения были зелеными от старости: их надевало не одно поколение ее рода. Белогрива не нашли. Равана рассказал, что в ту ночь волшебный жеребец вырвался из конюшни и сбежал.
— Не печалься, Баюн, — сказал Емеля. — Сделанного не воротишь. Ты живешь-то сейчас все в тереме царском, али как?
В Тридевятом начиналось лето. Болеть Емеля перестал. Застать его дома тоже становилось все труднее: он уходил из города в поля и бродил там. Навы чего только не злословили про это прогулки. А сам Емеля говорил — он припадает к духам травы, воды и ветра. И Баюна призывал их увидеть. Рысь честно пытался, но для такого надо быть Емелей.
— В тереме, — сказал Баюн. — Мне трудно место менять туда-сюда, привыкать, отвыкать. А жизнь успокоилась вроде как. Война далеко где-то.
— Я тебе, помнишь, про друга рассказывал своего? Он о тебе спрашивает. Хочешь, к нему в гости приходи сегодня. Там и Федот будет, и еще кое-кто.
— Так а что за друг-то у тебя?
— Калин Калинович его звать. Купеческого звания был раньше. Сейчас живет просто, не торгует, не промышляет. Ох и умный человек! Он мне все-все растолковал. И про демона твоего, и про Князя Всеслава,