слабого из мужчин, велел занять последнее седло и принять постанывающую в забытьи девочку. Князь Стояр и тот, кого он назвал Поленем, без дополнительных распоряжений взяли под уздцы первую и последнюю из лошадей.
Актам возник из густой водяной мороси, как привидение – без звука и незваный, по обыкновению вовремя. Опустил морду к хозяйскому плечу, то ли здороваясь, то ли выстраивая мостик для упчоча к своей холке. Вэрри отрицательно покачал головой и отдал малыша Стояру, жестом подтвердив его право на место первого в цепочке. Он не сомневался, что пушистый проводник и теперь свою работу сделает без ошибок. Скакуна пока оставил себе. Если их станут нагонять, больше отбиваться некому, один айри способен драться. Актам поможет вернуться, увести погоню по второй тропе, более короткой, но требующей от седока немалого опыта и полного взаимопонимания с конем. А от последнего – прыгучести, на которую северные тяжелые клячи не способны: на тропе есть участки гнилой бездонной топи в десяток аршин с неверными кромками. Лучше бы не попадать на ту дорожку ночью, но если придется, выбраться из трясины сумеет лишь этот скакун.
Маленький отряд двинулся в путь. Ветер усердно месил водяной туман, делая их движение неразличимым. Да и не смотрели со стен на юг, снова понадеялся айри. Эту часть болота до боли и рези в глазах изучал лишь один взгляд. Вэрри улыбнулся – надо же, и правда все делает, как велено. Не побежал навстречу, не зашумел. Ждет, вцепившись в повод своей Белки, и даже не решается на шаг ступить к северу от проведенной рукой старшего незримой черты. Так и сел в седло молча, резко отвернувшись. Потому что тоже успел глянуть на жену брата и понять про состояние Яромила то, что прочие знали уже наверняка.
Вэрри снова спешил младшего Орлана, от боли за брата забывшего уговор, вручил ему повод головного вороного коня. Белку подвел Стояру и помог тому забраться в седло. Вынул из вьюка пару плащей, отдал один Арифе и второй незнакомому пока мужчине – для девочки. Полень восхищенно погладил шею сердито фыркающего Актама, который с трудом смирился с решением айри уступить его седло этому дохленькому чужаку.
– Вот и собрались, – нормальным голосом, ведь здесь уже нет смысла шептать, подытожил Вэрри. – Пойдем быстро. Всемил, ты первый, с тобой Лой’ти. Прочих предупреждаю: малыш будет бегать по всем коням, прыгать и царапаться. Он прирожденный проводник, если вы станете сбиваться с тропы, он поправит, для этого, по его мнению, у вас и торчат уши. Вы управляете конями, он – вами. Будет выпускать когти – не сердитесь, он ведь для дела… Всемил, к рассвету нам надо быть у еловой рогатины, я показывал. Дойдешь?
– Да.
– Начнешь спотыкаться, замедлишь шаг, – глупой гордости и геройства я не потерплю, этим ты всех утопишь. Признавайся сразу, полчаса отдохнешь в седле, столько пешими уж наверняка могут пройти двое, твой брат и Полень. Я задержусь тут ненадолго, пригляжу за замком, как бы не хватились нас. Потом догоню. Меня не ждать, и так опаздываем и почти наверняка коней утопим, а не хотелось бы.
– Понял. Мы выступаем?
– Да.
Рогатину, а точнее, мертвый ствол довольно крупной для болота ели, они увидели в ранних серых сумерках. Погони не было, айри еще ночью догнал отряд и теперь шел последним, на ходу выправляя себе длинный и надежный шест. Три готовых запасных вез Полень. А Вэрри все вслушивался в нудный шелест дождя, до звона в ушах. То ли еще не обнаружился побег, то ли Погонщика сочли достаточным по силе средством для расправы с пленниками, то ли сработала его примитивная ловушка, обрушившая давным-давно запасенные камни на головы погони и завалившая коридор под стеной. Так или иначе, им снова повезло: ушли без боя.
На крохотном сухом островке у корня мертвой ели Вэрри позволил всем остановиться и, спешившись на несколько минут, наскоро перекусить. Арифа дрожащими руками нащупала у мужа пульс, чуть успокоилась и молча замерла рядом.
– Плохо, – согласился айри, осмотрев умирающего. – Ему нужна снавь.
– Только, – без выражения подтвердила Арифа. – И то – срочно.
– Выберемся из топей и станем думать, – пообещал Вэрри. – Пока нам везет, так что не хорони его прежде времени. Он у тебя счастливый, уже однажды сочтен умершим, а вот, все еще дышит, такие до ста лет безбедно доживают. Поешь и забери на седло девочку. Ей тоже требуется помощь, к тому же так вам хватит одного плаща на двоих, я приметил, что Стояра всё сильнее знобит.
Она кивнула послушно.
Вэрри недоверчиво глянул в серое небо, с растущим удивлением отмечая, что дождь по-прежнему идет довольно редкий, и потому вода прибывает медленно. Да и гроза ворчит далеко на севере, не решаясь ощупать болото пальцами молний: то есть все необыкновенно хорошо вопреки усилиям медлительных и неповоротливых лошадей демонов, то и дело норовящих оступиться, покидая единственную каменную тропку, местами – не шире ладони. Но и на более просторных и спокойных ее участках кони спотыкались и рыскали, вскидывались, пугаясь далекого грома и рычания болотных пузырей. Сразу по самую спину уходили в холодную жижу болота – и дрожали все сильнее…
Из-за их убогости отряд все более отставал от намеченного еще у замка графика, с бессильным спокойствием отчаяния отметил Вэрри. Но к закату даже эти клячи оставили позади самые трудные и гиблые места. То есть почти наверняка спасли людей, обнадежил он себя. Спасибо Лою! Упчоч быстро понял, что дергать усталых седоков не стоит, его команды слишком нескоро превращаются в изменение направления движения. Куда правильнее шпорить коней: ведь у него есть отменные когти! Вороные тоже усвоили, чего от них хочет суетливый малыш, насколько он опасен и беспрекословно слушались. Гром и пузыри далеко, а когти – рядом!
Вэрри поднял людей после второго короткого привала и повел дальше. К полуночи впереди, на еле различимом горизонте, лег непроглядной тенью лес. Густой, нехоженый, буреломный, напоенный влагой и раскисший. Растягивающий путь до Брусничанки на месяц. То есть самое малое – до первых морозов.
Границу смертельно опасных топей на болотной тропе отмечает большая поляна в обрамлении ивняка и орешника. Начиная оттуда цепочку ориентиров высматривать несколько попроще. Точнее, риск ошибки не столь сокрушителен: неверный шаг вынудит выкупаться в грязи, но не отправит сразу в гнилую бездонную топь. Айри вздохнул и повел плечами. Далеко еще до настоящего леса!
Сперва тропа пересекает темный топкий ельник, норовящий своими скрытыми в илистой жиже корнями запутать и переломать ноги. В нем невидимая и нехоженая много лет дорожка снова петляет, иногда прячется даже от опытного глаза. Тропа даст себя толком рассмотреть лишь к утру. Ведь к тому сроку путники просто обязаны достичь более высоких и сухих ольховых рощ. А к полудню покажутся первые дубы. Довольно чахлые, кривые и не слишком рослые, но обещающие надежный кров от дождя и скорый отдых. Сперва их будет немного, на дальних довольно сухих холмах, которые вода не затопит с макушкой и через месяц усилий упрямого Погонщика туч. Там, за последней сложной низинкой, которая вполне способна напоследок коварно погубить ленивых коней, можно задержаться и устроить лагерь. А пока позволять себе отдых нельзя, вода идет по пятам и грозит окружить и погубить.
Вэрри теперь вел коня Яромила, постоянно держа наготове нож, чтобы успеть вытащить из топи пребывающего в беспамятстве князя, если слепая от утомления кляча оступится. Яромил ни разу от самого замка не приходил в сознание. Собственно, как и Арифа, айри сомневался, доберется ли старший Орлан живым дальше дубовой опушки. Вэрри ощущал, как с каждым часом в истерзанном теле остается все меньше жизни. И наблюдал тихое угасание с отрешенной тоской бессилия. Да где все эти снави, будь они неладны? И самое непоправимое и страшное – уже поздно их звать. Ну почему он не попробовал раньше, на что рассчитывал? А рядом Лой – проводник, способный вызвать Говорящих наверняка и быстро…
Привык к своей силе, к неутомимой верности Актама, а о других, куда более слабых, думать не научился.
Днем кони брели уже по брюхо в жидкой грязи, спустившись в ту самую последнюю низинку. Утомленные седоки из последних сил держались в седлах и не поднимали голов. Теперь с плетью познакомились уже все лошади, кроме Актама, уверенно и без заметного усилия идущего замыкающим, как и положено самому сильному. Везущего остатки зерна, вьюки с одеждой и шатром, а сверх того двух седоков, Всемила с Поленем. Единственный пеший – сам айри, – вымотался так, как, кажется, никогда
