Ирина лежит на пороге минут пять, после чего, давясь злыми слезами, велит помочь ей встать. Катя с Майкой бросаются к ней. Она неловко встает, резким движением натягивает край юбки на порванный чулок, окидывает нас всех испепеляющим взглядом и удаляется. Мы чувствуем себя уже уволенными. Честно говоря, в таком напряжении долго продержаться будет нелегко.
С другой стороны, она должна быть довольна — ее распоряжения выполняются беспрекословно и буквально.
Мы с Майкой заканчиваем писать сводку далеко за полночь. Закрываем магазин и выходим на улицу. Последнее время мы мало разговариваем — совсем нет настроения. Но я все время чувствую, что Майка хочет спросить меня о Василии. Я о нем и думать забыла — неприятности последних дней заслонили все, размыли все мысли и ощущения.
Мы молча доходим до метро. Приближается час, когда, по словам одного моего знакомого, метро превращается в тыкву. Едем в пустом вагоне. Майка вдруг говорит:
— А можно, я у тебя переночую? А то мне страшно идти одной так поздно.
Я киваю. Мне до сих пор неприятно приходить домой в одиночестве. Да и Василий Федорович будет рад Майке — за время моей поездки в Базель они явно сдружились.
Мы пьем чай на кухне. Кот вспрыгивает Майке на колени и громко мурлычет. Предатель — хоть бы раз меня так встретил! Нет, со мной он всегда суров, как с прислугой, которая обязана его содержать. Тратить на меня эмоции он не намерен.
Есть, разговаривать, смотреть телевизор не хочется. Наконец я прерываю молчание:
— Даже не знаю, как мы будем дальше работать. Она нас в покое не оставит.
— А чего она к тебе так прицепилась?
— Это долгая история. Мы когда-то работали вместе.
— Что, чего-то не поделили?
— Ума не приложу. У меня поводов злиться на нее гораздо больше, чем у нее на меня. Она добилась всего, чего нет у меня: денег, положения, мужика, в конце концов.
— Да кому такой мужик нужен?
— Реально — нет. Но формально Павел, наверно, котируется на рынке завидных женихов.
— Не знаю… Я бы повесилась с таким! Он же зануда — у него это написано на роже. А от его ювелирных упражнений просто тошнит.
— Ну, тебе зануда, а Ирине нравится. Думаю, не только ей — уж больно самоуверенно он держится.
— А помнишь, как она ему по морде дала, а он сделал вид, что ничего не заметил? Фу, гадость! Слизняк какой-то!
— Может, их связывают не только личные отношения, но и бизнес? Я так и не понимаю, кто теперь наш главный хозяин.
— Судя по тому, кто торчит все время в магазине, это она. Он, слава богу, никуда не лезет. Мне, когда я его вижу, сбежать хочется. Он так смотрит, как будто я у него в гинекологическом кресле на приеме!
Я невольно хохочу.
— Правда-правда! Он даже в лицо не смотрит. Наверно, это у него профессиональное. Как будто говорит «Проходите. Раздевайтесь». Я бы к такому врачу ни за что не пошла. Мне кажется, он все время врет.
«Ничего себе, — думаю. — Майка-то у нас психолог. Разобралась в Павле раньше меня».
Видимо, я ее недооценивала. Всегда считала не слишком умной, живущей эмоциями. Не принимала в расчет могучую силу женской интуиции. Наверно, она права, когда говорит, что меня легко купить без денег — достаточно пригреть, выказать интерес. Майку же простым интересом не проймешь — она его вызывает буквально у всех. Научилась фильтровать мужчин — смотрит на них отточенным взглядом снайпера. Приходится себе признаться: я этому не обучена и, видимо, уже никогда не научусь.
Майка внезапно спрашивает:
— Он не звонил?
— Нет.
Мне не хочется говорить о Василии, но я понимаю, что она ждет именно этого. Чтобы избежать вопросов, я задаю их сама:
— Что тебе в нем так понравилось?
— Он добрый. Сильный. Красивый. Естественный. Ему не надо никому ничего доказывать. Мне с ним весело и спокойно.
Весело? А я не знала, о чем с ним говорить. Ничего веселого, во всяком случае, в нем не нашла.
— Да у тебя все веселые! Что Сашка, что Валера.
— Нет, Василий другой. Он веселый не потому, что хочет рассмешить, себя показать. У него душа легкая.
Еще немного, и Майка заговорит стихами. Я не заметила, как из снисходительно- покровительственного мое отношение к ней становится уважительным. Я удивлена не меньше, чем если бы выловила говорящую рыбку.
Я стелю Майке на диване. Как только расправляю простыню, на нее вспрыгивает Василий Федорович и располагается по-хозяйски. Теперь его не выгонишь никакими силами. Наверно, правильно, что у меня нет детей. Я даже кота не смогла воспитать.
14 апреля, пятница
Славка приносит фотографии Ирины для каталога. Должна признать — она выглядит вполне прилично: Славка обработал снимки на компьютере в технике, напоминающей живопись. Резкие черты и высокомерное выражение лица ушли, в глазах появился романтичный блеск. Но главное — украшения выглядят прекрасно. Славка признался, что снимал их отдельно, а потом на компьютере наложил на фотографии Ирины. Правду говорят — ничто так не красит женщину, как Photoshop.
Ирина в восторге. Ей уже хочется подарить каталог всем своим знакомым. Она посылает Катю узнавать насчет типографии, Майку сажает за составление списка рассылки. Мне, как всегда, приготовлено самое неприятное.
— Через неделю поедешь в Милан за товаром.
Я вспоминаю «туалетную растаможку», и мне становится плохо. Неожиданно для самой себя я говорю:
— Я не поеду.
— Что значит — не поеду? Делай, что тебе говорят!
— Я не хочу рисковать.
— Чем это ты рискуешь? Можно подумать, у тебя семеро по лавкам сидят.
— Мне это занятие не нравится. Контрабанда не входит в мои обязанности продавца. И заставить меня никто не может.
— Что входит в твои обязанности, определяю я. Если я говорю, что надо ехать, значит, поедешь.
— Нет.
— Тогда собирай вещи. Ты уволена. Катя, проследи, чтобы через час духу ее здесь не было. И смотри, чтобы ничего не пропало!
Ну, вот и все. Второй раз Ирина лишает меня работы. Правда, есть разница: десять лет назад мне казалось, что жизнь кончена. Сейчас я нахожу в себе силы улыбнуться. Я выхожу на свободу.
Может, потом я об этом пожалею. Но сейчас я не испытываю ничего, кроме чувства глубочайшего облегчения. Все равно у меня ничего хорошего с Ириной не получилось бы.
Единственное, чего я не понимаю — почему спустя столько лет она продолжает меня клевать? По всем показателям она должна торжествовать: деньги, успех, личная жизнь — все у нее сложилось гораздо лучше, чем у меня. Оснований для чувства полной победы более чем достаточно. Чем же я ее так задеваю, что она до сих пор не может спокойно пройти мимо меня?
