Звоню Ленке. Она в трауре — поехала, как всегда, в выходные навестить Иван Иваныча, а он ее в дом не пустил. «Я не один», — говорит. Она во всем винит себя — мол, слишком навязывалась. Не мудрено, что он испугался. Теперь она разрывается между двумя вариантами: позвонить ему и извиниться или дождаться, когда он сам позвонит. Я бы предпочла, чтобы она не делала ни того, ни другого — ну не нравится мне этот Иван, и все тут! Ленку жалко — она ломится напролом там, где нужно плести кружева. Вот бы ее к Майке на выучку!
Я сообщаю ей свои новости. Она в шоке.
— И что ты будешь делать?
— Пока не знаю.
— А знаешь, это даже хорошо. Ты наконец-то сможешь оглядеться, попробовать что-то еще. Сколько можно с высшим образованием за прилавком стоять?! Ты же про украшения знаешь столько, сколько не знает ни один журналист. Может, попробуешь написать что-нибудь? Я смогу пристроить тебя в журналы!
Я молчу. Я даже думать сейчас не могу про драгоценности, не то что писать про них. А осмотреться действительно надо. Я всю жизнь плыла по течению, оказывалась там, куда меня выносила волна. Может быть, впервые передо мной встает необходимость самостоятельного решения. И именно в этот момент мне ничего не приходит в голову.
Будем ждать, когда появятся яркие мысли. Надеюсь, не слишком долго — конечно, я какое-то время проживу на ограниченном рационе, заодно похудею, а вот коту надо что-то есть. Он мне слова не давал быть со мной и в горе, и в радости, разделить со мной все невзгоды безработицы. И объяснить ему ухудшение качества жизни я не смогу.
Я сижу перед выключенным телевизором и пытаюсь думать. Василий Федорович примостился рядом и гипнотизирует меня своими оранжевыми глазищами. Совсем недавно я вот так же сидела здесь, мучительно соображая, где взять денег за пропавшие сережки. Тогда положение казалось мне безвыходным. Но у меня была работа. Сейчас нет и ее.
Тогда мне на помощь прилетел ангел. А я его не узнала. Фактически выгнала из дома. Сейчас мне впервые в жизни хочется, чтобы кто-нибудь взял на себя мои проблемы. Хотя бы на словах успокоил.
Тут же в темном углу замаячила тень Алекса. Он будто хмурится и говорит: «Я же предупреждал, что ничего у тебя не получится. Одна ты жить не сможешь. Ты не создана для самостоятельности. Все равно придешь ко мне и попросишь о помощи. Только я теперь подумаю, стоишь ли ты этого».
Кот внезапно сваливается с дивана и, задрав хвост, бежит к двери. Я чуть не подпрыгиваю до потолка от ужаса: кто-то открывает дверь ключом. Я судорожно сжимаю ручку вилки, которой только что без аппетита ковыряла кусок сыра. Отбегаю в сторону и прячусь за дверью кухни.
Вместо звуков ограбления слышу нежное воркование: — Соскучился по мне, да? Как живешь, тезка? Чем тебя тут кормят? Не обижают?
Мне кажется, Васькино мурлыканье слышно даже из моего угла. Я аккуратно кладу вилку на край стола и выхожу из-за двери, делая вид, что искала там что-то важное.
Василий стоит в прихожей, прижимая кота к груди. Тот, извиваясь от непомерной любви, трется о щеку своего друга. Я даже не могу понять, к кому относится укол ревности, который я ощутила.
— Ну, здравствуй. Как живешь?
— Хорошо. Только меня уволили.
Я не хотела ему говорить. Но слова как-то сами вырвались наружу.
— За что?
— Долго рассказывать.
— А ты все-таки расскажи.
— Новая хозяйка меня невзлюбила. Мы с ней дружили в молодости, а потом поссорились. Вот и не срослось.
— Что теперь будешь делать?
— Пока не знаю. Сначала отдохну. Потом посмотрим.
— Выходи за меня замуж.
Я чуть не упала. За свои 32 года я слышу эти слова впервые. Не могу сказать, что эта картина рисовалась мне именно так и что героем окажется мужчина на семь лет меня младше. Я далека от того, чтобы, зардевшись, броситься ему на шею и решить разом все свои проблемы за его счет. Я же знаю — он ангел. А я — нет. Зачем я буду портить ему жизнь своими неврастеническими всплесками? Может, я и смогу привязаться к нему, как привязался мой кот. Но он достоин большего. Чего-то, чего я не в силах ему дать. Я осторожно говорю:
— Спасибо. Ты очень хороший, близкий мне человек…
— Но?
— Но я не могу выйти за тебя. У нас ничего не получится.
— Ты сама так решила или кто подсказал?
— Во-первых, я старше.
— Меня это не волнует. Значит, и тебя не должно.
— Это сейчас тебя не волнует. А лет через десять ты вдруг поймешь, что сделал ошибку. И тогда тебе будет меня жалко. А я не хочу, чтобы меня жалели.
— Вот в этом-то все и дело. Ты все время строишь из себя сильную женщину. Возвела оборону, как город-герой Севастополь. У меня такое чувство, что ты все время смотришь на себя со стороны. Не живешь, а сказку о себе другим людям рассказываешь. Брось думать. Включи чувства хоть раз в жизни.
— Да в том-то и дело! Нет у меня чувств! Я понимаю, что ты очень хороший человек, но я — другая. Тебе нужна женщина, которая тебя будет любить. Кстати, ты помнишь девушку, которая жила здесь, когда я была в отъезде?
— Помню. Такая смешная красотка. Ты что, предлагаешь мне замену?
— Я предлагаю тебе дружбу. Не хочу тебя терять. А Майка очень хорошая. Давайте сходим куда- нибудь вместе?
Василий смотрит на меня долгим взглядом и, ни слова не говоря, уходит. Чувствую, миссия свахи провалилась. Майка мне вряд ли спасибо скажет.
Я запираю дверь. Последняя картина перед глазами — Василий Федорович лежит в скорбной позе и неотрывно смотрит на дверь.
Может, и впрямь со мной что-то не так? Все Василия обожают, а я равнодушна. Вот и сижу одна. Без работы, без друга, без будущего. Может, он прав и пора выкинуть из головы сказки старой девы?
15 апреля, суббота
Сегодня я впервые за последние несколько лет сплю почти до полудня. Спешить мне некуда. От огромности запаса свободного времени я шалею. Пропылесосила квартиру. Полила цветы — те, что удалось реанимировать после погрома. Расчесала кота, даже пузо и задние лапы (чего, каюсь, не делала давно). На полу скопилась гора пепельной шерсти. Все это заняло чуть больше часа. Почитала журнал с Ленки ной статьей про элитарный концлагерь для похудения. Еще полчаса.
Так дело не пойдет. Нужно куда-нибудь выйти. Звоню Ленке и договариваюсь встретиться в Vogue Cafe. Экономить начну со следующей недели. А сейчас мне просто необходимо пирожное «Эстерхази». В конце концов, у меня стресс.
Вот наконец у меня и появился повод обновить вещицу от Юны Ясиной. Я надеваю кружевное пальто и выхожу на улицу. Мне кажется, прохожие смотрят на меня и улыбаются. Хотелось бы верить, что это потому, что я им нравлюсь. Я улыбаюсь в ответ. До тех пор, пока парочка кавказцев не начинает слишком активно пытаться завязать знакомство. Я взбегаю по ступенькам ресторана, куда мои случайные кавалеры зайти не отваживаются.
Мы с Ленкой сидим в баре Vogue. Время не самое популярное: обед закончился, ужинать еще не начинали. Столы заняты в основном иностранцами, забежавшими перекусить перед театром. Ленка,
