дыхания, в той же степени, что и во вдохновении архитектора, который внезапно понимает: «Вот это я и хотел сконструировать!» — и размышляет о том, какой материал можно использовать для воплощения этого творческого порыва в образ и форму, которые увидит весь мир.
Там, где психоанализ пытался браться за проблемы творчества, оно во многом перестало быть главной темой. Автор-аналитик выбирал какую-нибудь выдающуюся личность, представителя искусства, и пытался провести вторичные, даже третичные наблюдения, исследования, игнорируя все, что можно назвать первичным, исходным. Можно взять Леонардо да Винчи и составить очень важные и интересные комментарии по поводу связей его работы и определенных событий, имевших место в его детстве. Очень многое можно вывести, если связать его работы и его гомосексуальные склонности. Но эти или другие обстоятельства в изучении великих мужчин и женщин не затрагивают самого главного в идее творчества. Подобные исследования великих личностей неизбежно являются оскорбительными для художников, творческих людей в целом. Может быть, эти, такие привлекательные для исследователя работы так раздражают потому, что выглядят так, как будто что-то достигают, как будто они вот-вот смогут объяснить, почему этот мужчина стал великим или почему эта женщина так многого достигла. Но само направление поиска неверное. Здесь обойдена вниманием главная тема, касающаяся творческого импульса как такового. Продукт творчества находится между наблюдателем и креативностью автора.
Было бы совершенно неверным утверждать, что любой человек когда-нибудь сможет объяснить свой творческий порыв; также маловероятно, что кто-нибудь захочет сделать это. Но возможно и полезно установить связь между жизнью как таковой и жизнью в творчестве, при этом можно исследовать причины, почему теряется творческая жизнь и почему исчезают чувства реальности и осмысленности жизни.
Можно предположить, что до нашей эры, то есть тысячу лет назад, лишь очень немногие люди жили творчески (ср.: Фуко (Foucault), 1966). Чтобы объяснить это, начнем с того, что до определенного времени достижение мужчиной или женщиной целостности в развитии личности было случаем необычайной исключительности. До определенного времени миллионы человеческих существ, населяющих мир, вполне возможно, либо никогда не обретали, либо быстро, по выходу из детского возраста, теряли ощущение себя как отдельного человека, индивида. Фрейд затрагивал эту проблему в работе «Моисей и Монотеизм» («Moses and Monotheism», 1939), и к ней он обращается, когда делает сноски (которые я считаю очень важной деталью в работах Фрейда): «Брестед (Breasted) называет его (Моисея. —
Тема креативности получила дальнейшие развитие в работах Мелани Кляйн (1957). Ее вклад заключается в осмыслении значения агрессивных импульсов и разрушительных фантазий как возникающих в самом раннем возрасте. Кляйн рассматривает идею деструктивного состояния младенца, которой придает особое значение, и в то же время делает новый и существенный вывод о том, что соединение эротических и деструктивных импульсов является признаком здоровья. Формулировка Кляйн включает концепцию компенсации и восстановления. Однако, по моему мнению, работа Кляйн, сама по себе очень важная, не затрагивает самого предмета — креативности — и, следовательно, легко может создать эффект еще большей неясности относительно главной проблемы. Но все же нам необходимо учесть ее работы по поводу центральной роли чувства вины. Далее идет базовая концепция Фрейда об амбивалентности как характеристике зрелости.
Можно рассматривать здоровье в терминах слияния (эротической и деструктивной активности), и тогда становится более необходимым, чем когда-либо до этого, исследовать источники агрессии и деструктивных фантазий. Многие годы в психоаналитической метапсихологии агрессия объяснялась на основе гнева.
Мне кажется, что и Фрейд, и Кляйн перешагнули это препятствие, найдя спасение в идее наследственности. На концепцию инстинкта смерти можно посмотреть и как на новое подтверждение принципа первородного греха. Я попытался развить следующую идею: тема, которой Фрейд и Кляйн таким образом избежали, заключалась в необходимости учесть зависимость ребенка от матери, а следовательно, и фактор социального окружения (Winnicott, 1960b). Зависимость есть зависимость, а значит, история конкретного ребенка не может быть написана об этом ребенке в одиночестве. Также необходимо рассмотреть ее с точки зрения внешней опеки, которая удовлетворяет потребность ребенка в зависимости, но может и не справиться с этой задачей (Winnicott, 1945, 1948, 1952).
Есть надежда, что психоанализ сможет применить теорию переходного феномена, чтобы описать, как хорошая опека со стороны социального окружения на самых ранних этапах жизни позволяет индивиду справиться с огромным шоком, связанным с потерей всемогущества[23]. То, что я назвал «субъективным объектом» (Winnicott, 1962), постепенно обретает связь с. объективно воспринимаемыми предметами, но это происходит только тогда, когда хорошая опека со стороны «ожидаемого нормального окружения» (Гартман (Hartmann), 1939) оставляет ребенку возможность быть в чем-то ненормальным, в чем-то одном, определенном, допустимом для младенца. Это безумие станет настоящим, только если проявится потом, в более позднем возрасте. В детстве это явление того же порядка, что и проблема, к которой обращался я, обсуждая принятие парадокса, когда ребенок порождает, создает объект, но этот объект не был бы создан, если бы уже не был в наличии.
Мы обнаружили, что индивиды либо живут творчески и чувствуют, что жизнь достойна того, чтобы жить, либо не могут творчески подойти к жизни и сомневаются в ее ценности. Такие различия между человеческими существами напрямую связаны с количеством и качеством опеки и заботы со стороны социального окружения с самых ранних этапов жизни каждого ребенка.
Несмотря на все усилия, предпринимаемые аналитиками, чтобы описать психологию индивида и динамику процессов развития и формирования защитных структур и включить сюда импульс и инициативу с позиции индивида, в данном случае никакая формулировка относительно изолированного индивида не поможет приблизиться к главной проблеме — проблеме источников творчества. В данном случае, когда креативность может либо возникнуть, либо не появиться (или же быть утерянной), теоретик должен принимать во внимание социальное окружение индивида.
Теперь важно обратить внимание на следующую трудность, которая следует из факта, что в то время как между мужчиной и женщиной так много общего, они, тем не менее, неодинаковы. Очевидно, что креативность — один из общих знаменателей, одна из тех вещей, которые разделяют мужчин и женщин, точно так же, как они разделяют между собой стресс от потери или отсутствия творческой жизни. Теперь я предлагаю исследовать этот предмет с другой стороны.
Характеристики мужчин и женщин, отражающие расщепление между мужским и женским началом[24].
Ни для психоанализа, ни за его пределами не является новой идея о «предрасположенности к бисексуальности» у мужчин и женщин.
Я постарался применить здесь то, что узнал про бисексуальность из тех случаев анализа, которые шаг за шагом шли до некоторой точки и были сфокусированы на единственной детали. Здесь не делается попыток проследить эти шаги, по которым анализ приходит к такому материалу. Скажем так, обычно необходимо сделать очень многое, прежде чем материал такого типа станет значимым и потребует приоритетного внимания. Трудно сказать, как можно избежать этой подготовительной работы. Медленный темп аналитического процесса отражает защиту, которую аналитик должен уважать, как мы уважаем все защиты. Если пациент все время учит аналитика, то последнему все же стоит помнить, теоретически, о проблемах, связанных с самым глубоким, центральным в личности человека. Иначе он просто не сможет осознать и подстроиться к новым требованиям относительно его понимания ситуации и техники работы, когда пациент уже сможет внести глубокие внутренние проблемы в контекст переноса, таким образом предоставляя возможность провести действенную интерпретацию. Делая интерпретацию, аналитик показывает, как много и одновременно как мало он способен услышать и вычленить из сообщения пациента.
Идея, которую я предлагаю рассмотреть в этой главе, основывается, по моему мнению, на положении
