хорошими: кто-то может, а кто-то не может продвинуть своего ребенка от отношений к применению объекта.
Я бы хотел напомнить, что важнейшей характеристикой концепции переходных объектов и феномена (в соответствии с тем, как я эту проблему представил) является
Я не готов прямо сейчас сформулировать мой тезис. Кажется, я боюсь подойти к этому, все так просто, и мне кажется, что, как только будет озвучена основная идея, цель моего сообщения сразу же будет достигнута.
Чтобы применять объект, у субъекта должна быть развита
Нельзя сказать, что это способность врожденная, так же как и о том, что она развивается внутри индивида. Развитие способности к применению объекта — пример процесса взросления, который зависит от хорошего социального окружения[32].
Можно сказать, что последовательность такова: сначала объектные- отношения, а в конце появляется применение объекта; а между тем в промежутке происходит, может быть, самое сложное в развитии человека; и может быть, приходится исправлять самые неприятные ранние неудачи, которые постоянно напоминают о себе. В промежутке между отношением к объекту и применением объекта происходит следующее: субъект перемещает объект за пределы зоны своего всемогущества. Это есть восприятие объекта как внешнего феномена, а не как проецированной целостности, то есть признание этой целостности как существующей автономно[33].
Это изменение (от отношения к применению) означает, что субъект разрушает объект. Здесь любой кабинетный философ мог бы утверждать, что на практике не существует такого явления как применение объекта: если объект является внешним, то он разрушается субъектом. Но если бы этот философ спустился со своего кресла и сел на пол рядом с пациентом, он обнаружил бы, что ситуация является промежуточной. Другими словами, он увидит, что после того, как «субъект выстраивает свое отношение к объекту», следует стадия «субъект разрушает объект» (поскольку он становится внешним); а затем может появиться
Другим словами, объекты выживают и тем самым дают субъекту возможность жить в мире объектов, так что ему не стоит отказываться от такой бесценной выгоды. Но цена всего этого — принятие разрушений, происходящих в бессознательных фантазиях, относительно объектных отношений.
Разрешите мне повторить это еще раз. Состояния, о котором идет речь, на ранних стадиях эмоционального развития индивид может достичь лишь благодаря выживанию ярких, значимых объектов, когда они разрушаются, поскольку реальны, и становятся реальными, поскольку разрушены (будучи уязвимыми для разрушения и пригодными для использования).
Далее, когда эта стадия уже пройдена, механизмы проекции задействованы в том, чтобы
Итак, я уже почти полностью сформулировал свое заключение. Однако это еще не все, поскольку я не могу согласиться с тем, что первый импульс субъекта по отношению к объекту (воспринятому объективно, не субъективному) является [ч] деструктивным. (Чуть раньше я использовал слово «бесцеремонный», надеясь, что читатель сам достроит то, что я не договаривал.)
Центральный постулат моего тезиса таков: несмотря на то что субъект не разрушает субъективный объект (материал проекции), деструктивность остается и становится центральной, по мере того как объект начинает восприниматься объективно, приобретает автономию, становится частью «разделенной» реальности. Эта часть моего тезиса сложна, по крайней мере, для меня самого.
В общем и целом понятно, что принцип реальности вовлекает индивида в переживания гнева и реактивную деструктивность, а я утверждаю, что роль деструктивности — в самом создании этой реальности, помещении объекта вне границ «Я». Чтобы это произошло, необходимы благоприятные условия.
Это и есть суть исследования принципа реальности в действии. Мне представляется, что теперь мы знаем, каким образом механизмы проекции нарушают способность субъекта к познанию объекта. Это совсем не то же самое, что утверждать, что объект существует по причине функционирования проективных механизмов субъекта. Поначалу наблюдатель использует термины, которые кажутся применимыми одновременно в обеих из этих двух концепций, но если присмотреться внимательнее,
На этапе развития, который мы сейчас изучаем, субъект находится в процессе создания объектов, в смысле ознакомления с внешним миром как таковым. Необходимо добавить, что этот опыт зависит от способности самого объекта к выживанию. (Важно, что в данном контексте «выжить» означает «не атаковать в ответ».) Когда подобное происходит в аналитическом процессе, то получается, что аналитик, психоаналитическая техника и ситуация выступают как выжившие или же павшие под разрушающими атаками пациента. Такая деструктивная активность является попыткой пациента поместить аналитика за пределы зоны собственного неограниченного контроля, то есть во внешний мир. Если у субъекта нет опыта, связанного с максимумом своей разрушительной силы (объект никак не защищен), то он никогда не переносит аналитика наружу, а следовательно, никогда не сможет пойти дальше, чем самоанализ с использованием аналитика как проекции части собственной личности. С точки зрения кормления, пациент сможет получать питание только от себя самого и не сможет использовать материнскую грудь, чтобы прибавлять в весе. Пациент может даже получать удовольствие вследствие проведения анализа, но серьезных изменений в нём не произойдет.
А если сам аналитик выступает как субъективный феномен, то что можно сказать про удаление отходов? В дальнейшем необходима формулировка с точки зрения того, что мы выводим наружу[34].
В практике психоанализа позитивные изменения в этой области могут быть очень глубокими и значимыми. И они не зависят от интерпретирования. Они зависят от выживания аналитика, которое подразумевает идею неизменности самого качества реакции — отсутствия ответной атаки. Эти атаки очень сложно выстоять[35], особенно если они принимают маниакальную, бредовую форму, что заставляет аналитика совершать технически неадекватные действия. (Я говорю о случаях, например, когда ты ненадежен в ситуации, в которой только надежность имеет значение, а также о выживании как о сохранении жизни и отсутствии ответного нападения.)
Аналитик склонен интерпретировать, но это может нарушить процесс, а для пациента выглядеть как самозащита аналитика, как парирование атаки пациента. Лучше дождаться завершения этой фазы, а затем обсудить с пациентом, что же собственно произошло. Совершенно законно аналитику как человеку обладать своими собственными человеческими потребностями, но на этом этапе интерпретация не