Игра и Реальность

формулировок по поводу той огромной энергии, которая заключена в этих не-оргаистических переживаниях, которые называются игрой. Мы начинали анализ с психоневроза и защитных структур «Я», которые возникают в связи с инстинктивными влечениями, а теперь пришли к тому, что рассматриваем здоровье исходя из состояния эго-защитных структур. Мы говорим, что здоровье — это когда защиты гибки, не ригидны и т. п. Но мы редко доходим до того этапа, когда уже можем описывать жизнь, как она есть, безотносительно к болезни или отсутствию болезни.

В общем, мы все еще бьемся над ответом на вопрос: а что же собственно такое жизнь? Наши пациенты, страдающие психозами, вынуждают нас обратить внимание именно на базовые проблемы именно этого типа. Мы уже видим, что вовсе не удовлетворение инстинктивного влечения заставляет ребенка быть, чувствовать реальность своей жизни и осознавать, что жизнь достойна того, чтобы жить. Действительно, удовольствие и другие положительные эмоции, связанные с инстинктами, вначале выступают как второстепенные функции, и они становятся искушением, если не могут опираться на сформированную способность личности к восприятию опыта вообще, включая опыт в области феномена перехода. Вначале должна быть личность, а потом уже использование этой личностью собственного инстинкта: наездник должен управлять конем, а не нестись сломя голову. Я бы здесь привел слова Буффона (Buffon): «Стиль — это и есть сам человек». Когда говорят о человеке, то вместе с ним имеют в виду всю сумму его культурного опыта. Все это в целом и составляет человека как отдельную единицу.

Расширяя концепцию феномена перехода и игры, я использовал термин «культурный опыт». Но я не уверен в том, что смогу дать определение понятия «культура». Акцент здесь, несомненно, на слове «опыт». Произнося слово «культура», я подразумеваю традицию, передаваемую из поколения в поколение. Я думаю о том источнике, откуда возникло человечество, и куда отдельный человек или группа людей может внести что-то свое, и откуда каждый из нас может почерпнуть что-либо, если у нас есть место, куда положить то, что мы там обнаружили.

Здесь все зависит от методов фиксации, записи того, что происходит. Нет сомнений в том, как много утрачено информации о ранних цивилизациях, но мифы, которые являются продуктом устной традиции, можно сказать, стали культурными «котлами», резервами, вместившими шесть тысяч лет человеческой культуры. История, идущая сквозь миф, продолжается и в наши дни, несмотря на все старания историков быть объективными (каковыми они никогда не станут, хотя должны пытаться).

Похоже, я достаточно сказал о том, что я знаю и чего не знаю относительно значения слова «культура». Меня интересует, в качестве второстепенной проблемы, тот факт, что в любом культурном пространстве невозможно быть оригинальным, творческим человеком вне опоры на традицию. И наоборот, никого из тех, кто внес свой вклад в культуру, никогда не цитируют без кавычек, а плагиат считается непростительным. Взаимосвязанность оригинальности и традиционности как основа искусности, мастерства, мне кажется, еще один, и очень сильный, пример взаимосвязи между сепарацией и единением.

Я вынужден уделить еще некоторое время рассмотрению данного вопроса с точки зрения раннего опыта ребенка, когда только-только возникают его способности и который онтогенетически возможен благодаря исключительной чувствительности матери к потребностям ребенка, основанной на ее идентификации с ребенком. (Я имею в виду стадии развития, предшествующие овладению ребенком психическими механизмами, которые затем он сможет применить для организации комплексных защитных реакций. Повторяю: ребенок должен преодолеть некоторое расстояние, отойти от самых ранних переживаний, для того чтобы его взросление не было поверхностным.)

Эта теория не влияет на наши убеждения по поводу этиологии психоневроза и лечения таких пациентов, также она не противоречит структурной теории Фрейда (Эго, Ид, Супер-Эго). На что она действительно влияет — так это на наш подход к вопросу: что же такое жизнь? Вы можете вылечить пациента, не понимания при этом, что именно заставляет его или ее жить дальше. Нам сейчас в первую очередь важно открыто признать, что отсутствие психоневроза — возможно, здоровье, но это не есть жизнь. Пациенты-психотики, которые все время балансируют между жизнью и не-жизнью заставляют нас увидеть эту проблему, которая на самом деле относится не к психоневротикам, а ко всем человеческим существам. Я считаю, что эти, в общем-то сходные явления, жизнь и смерть, являются нашим шизоидным пациентам и пациентам с пограничными расстройствами через культурный опыт. Это те переживания, связанные с культурой, которые обеспечивают продолжение и непрерывность рода человеческого, что выходит за пределы существования отдельной личности. Я заявляю, что культурные переживания являются непосредственным продолжением игры, игрой для тех, кто до сих пор не умеет это делать.

Основные положения

Итак, я заявляю следующее:

1. Культурный опыт локализуется в потенциальном пространстве между индивидом и социальным окружением (исходно это объект). То же самое можно сказать и об игре. Культурный опыт возникает там, где в жизни есть творчество, которое впервые проявляется в игре.

2. Применение этого пространства каждым человеком определяется теми его переживаниями, опытом жизни, которые имеют место на ранних этапах существования индивида.

3. С самого начала максимальная интенсивность переживаний младенца сосредоточена в потенциальном пространстве между субъективным объектом и объектом, воспринимаемым объективно, между продолжением «Я» и «не-Я». В этом потенциальном пространстве взаимодействуют два типа состояний: «нет ничего, кроме меня» и «есть объекты и явления за пределами моего всемогущества и неограниченного контроля».

4. У каждого ребенка здесь есть любимые и ненавистные переживания. Зависимость при этом максимальна. И это потенциальное пространство открывается только чувством доверия со стороны ребенка, доверия, связанного с надежностью материнской фигуры или элементов окружения, доверия, которое служит доказательством интроецированной надежности.

5. Чтобы исследовать игру, а затем жизнь индивида, связанную с культурой, необходимо рассмотреть судьбу этого промежуточного пространства, которое разделяет ребенка и материнскую фигуру (а она, как любой человек, может ошибаться), которая любит, а значит, в высшей степени адаптивна.

Это будет вполне ясно, что если считать данную зону частью структуры «Я», то эта часть не относится к «физическому Я», и то, на чем она зиждется, — не паттерны телесного функционирования, а переживания, связанные с телом. Эти переживания относятся к объектным отношениям не-оргаистического типа, или к так называемой связанности Эго, когда непрерывность уступает место близости.

Дальнейшие доводы

В свете заявленных положений ясна необходимость изучения судьбы этого потенциального пространства, которое должно (но может и не) занять свое место как жизненно важная область в психической жизни развивающейся личности.

Что происходит, когда мать, находясь в позиции абсолютной адаптированности, начнет постепенно уменьшать это подстраивание к потребностям ребенка? Вот здесь-то и проявляется проблема. И проблему эту нужно изучать, потому что она затрагивает технику нашей работы с пациентами, которые регрессивны в плане зависимости. Среднестатистический хороший вариант развития на этом этапе (который начинается очень рано и повторяется вновь и вновь) — когда ребенок переживает интенсивное, порой даже мучительное удовольствие, связанное с игрой, которая разворачивается в его воображении. Там нет установленных правил игры, творчество — во всем, и хотя игра является одной из сторон объектных отношений, все, что происходит, случается именно с самим ребенком. Все физические явления в воображении преобразуются и наделяются качеством уникальности. Не правда ли, это можно обозначить словами «яркий», «интенсивный», «значимый», которые ранее мы применяли при описании переходного объекта?

Похоже, я вступил в ту область, где действует концепция Файрбайрна (Fairbairn, 1941) «поиска объекта» (в противовес «поиску удовлетворения»).

Наблюдая, мы заметим, что все, что есть в игре ребенка, — он уже ощутил, прочувствовал, проделал