успею выбросить вас из окна быстрее, чем вы поздороваетесь, значит, дело действительно важное. Я тут немного в суматохе дел, поэтому не могли бы вы изложить свои вопросы в двух словах, чтобы я хотя бы немного был в курсе предмета предстоящего разговора?..
– Если в двух только, то пожалуйста, – Ван Гог.
– Предмет разговора сузился на два миллиметра. Хорошо, я скоро буду.
– Желательно сейчас.
– Я уже подъезжаю к дому. Тридцать минут.
– Вы разрешите воспользоваться гостеприимством прекрасной Сони?
– Не возражаю.
– А вы не боитесь, что я уведу от вас эту богиню?
– Куда? В дом престарелых? И потом, вы засранец, а она засранцев терпеть не может. Когда вы ее достанете, она убьет вас ложкой, – отключив связь, Голландец посмотрел в зеркало.
– Таня, я забыл, о чем ты меня спрашивала.
– Ты его убил?
– О чем ты? Он ушел.
– Я не уходила на кухню.
– Взрослых обманывать нехорошо.
– А детей можно?
«Проблемы наворачиваются, как веревка на локоть».
– Ты говоришь глупости. Сейчас заедем к одному дяде, я поговорю с ним, и мы поедем к тебе домой. Поняла?
На этот раз дорога к дому капитана заняла всего десять минут. Голландец остановил машину у подъезда, вышел и скрылся в подъезде. Девочка открыла упаковку и стала рассматривать репродукции.
Он позвонил в дверь, почесал нос и, едва дверь открылась, изо всех сил врезал капитану в челюсть. Расслабленный, не готовый к нападению, он даже не посмотрел в глазок. И теперь падал, храня в памяти мысль о том, что его сбило электричкой. Как в подъезде дома на улице Костикова появилась электричка, он подумать не успел.
На всякий случай, храня себя от неожиданностей и неприятных сюрпризов, он вошел в квартиру. На кухонном столе стояла чашка с горячим чаем, в гостиной тоже никого не было. Зато в одной из спален в кресле сидела женщина, и все прямо указывало на то, что она давно бы уже встала, будь ее воля. Но от ее воли ничего не зависело. Намертво прикрученная скотчем к спинке и подлокотникам, она бросала наполненные ужасом взгляды то на Голландца, то на топор, лежащий под ее ногами. Ее била нервная дрожь, казалось, она сходит с ума. Приблизившись, он вынул из кармана нож и выбросил из рукоятки лезвие. Женщина дернулась, и лицо ее, перетянутое скотчем, исказилось в беззвучном крике до неузнаваемости. Он протянул руку и легким осторожным движением вспорол скотч между губ.
– Помогите… – успела произнести она и начала терять сознание. – Не пускайте сюда детей…
Отойдя на шаг, он осмотрелся.
Топор лежал и сверкал. Испачканный кровью, он ждал ухода Голландца и возвращения хозяина. А рядом с ним, как наперстки, лежали три отрубленных пальца.
«Что это здесь у нас происходило?»
– Нет-нет, мэм, вернитесь! Я хочу знать подробности!
Он поднял руку, чтобы привести ее в чувство тем способом, который женщины обычно не любят, но вспомнил о трех пальцах и решил, что это будет уже слишком. В кухне он натянул на руки мокрые, из рюкзака, матерчатые перчатки. Распахнул с грохотом холодильник, нашел взглядом початую бутылку водки и вернулся в спальню. По дороге бросил взгляд налево. Капитан валялся в прихожей на полу, словно отброшенный от двери взрывной волной.
Несколько вялых глотков вернули женщину к жизни.
– Что здесь происходит?
Она вспомнила, снова начала гримасничать и резко наклонила голову. Видимо, ей хотелось убедиться, что случившееся ей просто почудилось. Ее просто привязали. Увидев на ноге тугую повязку, она снова потянулась затылком к спинке кресла.
– Вы в своем уме? Какого черта вы ложитесь спать после каждого моего вопроса?
– Он сошел с ума… Он сошел с ума! Не пускайте в квартиру детей! О господи! Он отрубил мне пальцы! – вспомнила она и тут же уронила голову.
Оторвавшись от кресла, Голландец обошел всю квартиру и нашел то, что искал, на стене комнаты, которая играла, по всей видимости, роль кабинета. Он снял «Ирисы» со стены и освободил от рамы. Лезвием сковырнул удерживающие холст на подрамнике кнопки и осторожно скатал картину в рулон.
В коридоре присел, взвалил капитана на плечо и вышел из квартиры.
– Это же тот дяденька, который был у того дяденьки в гостях! – обрадовалась, увидев знакомое лицо, девочка. – Дяденька, а что вы с ним сделали? Убили?
– Танечка, у вас дома есть еще какой-нибудь канал, кроме НТВ? – не выдержал Голландец.
Открыв багажник «Фокуса», он погрузил туда милиционера и бросил холст на переднее сиденье.
– Куда мы едем?
– К тебе домой! – облегченно сообщил Голландец. – Пока мама не приехала! Мамы мне только сейчас не хватало!
– Я не хочу домой!
Через час он был на той стороне Москвы-реки. Жданов терпеливо ждал, пил чай и галантно расхваливал умение хозяйки его заваривать. А Голландец уже останавливался у девятиэтажной коробки.
– Вот твой дом. Твой подъезд. Ключ у тебя на шее. Приятно было познакомиться.
– Дяденька встал? – спросила девочка.
– Какой опять дяденька? – раздраженно прорычал Голландец, оборачиваясь.
– Которого вы в машину положили.
За девочкой, выглядывая из багажника, показалась сначала рука, а потом и голова капитана. Окинув салон безумным взглядом, он стал карабкаться на свободу.
Голландец обошел машину, поднял багажник и с силой всадил в челюсть сутенера тяжелейший свинг. Капитан откинулся в угол уже без сознания. Голландец захлопнул крышку и вернулся за руль.
– Ничего этого не было, поняла? Ни одного дяденьки, ни второго дяденьки, ни третьего. Ты играла в песочнице и фантазировала.
– А у вас есть сверкалка?
– Какая сверкалка? – Он посмотрел на часы. Жданов в квартире – это не опасно, это неприятно. Как соседская кошка в поисках провизии на столе в твоей кухне.
– Ну, чтобы в глаза сверкнуть. Как в фильме «Люди в черном». Сверкаешь, и тот, кому сверкали, все забывает.
– Ах, эта… Да, у меня есть сверкалка. Видела, я дяде сверкнул?
Девочка выбралась из машины и изо всех сил хлопнула дверью.
– Я маме все расскажу. И номер машины твоей запомнила, и где ты живешь, и где дяденьки живут.
– Маленькая вредина! – крикнул он, дотянувшись до окна пассажирской двери.
Девочка повернулась, вытащила изо рта жвачку и прилепила ему ко лбу.
– Ч-черт… – разозлился он, сдирая липкую резинку. – Иди домой!
Она показала ему язык, развернулась и грустно зашагала к подъезду.
Давай, давай, рассказывай. «Фокус» принадлежит Комитету. Завтра на нем уже будут висеть другие номера. Дом по парковке не угадает – три корпуса над паркингом. Квартиры капитана и азиата, может, и вспомнит. Из одной труп унесли, из другой бабу без пальцев на правой ноге. Об этом уже завтра будут трубить телеканалы. И тут появляется девочка, которая говорит, что… С ключом на шее.
– Привет маме.
Он вывел машину из двора и помчался домой.
Винсент работал как заговоренный. Домой он возвращался для того, чтобы сжевать кусок хлеба, если дома был хлеб, и прихватить бутылку.
