пропитавшие снег. Кровь не побурела в снегу, и от этого стало особенно страшно. Семен остановился над ним, ни слова не говоря; потом подошли Вован и Юлька.
- Он… Медведь убил его? - спросила Юлька, запинаясь.
Никто ей не ответил. Берендей представил себе снежную ночь и человека, в отчаянье бегущего в лес, по глубокому снегу. Он хорошо мог себе это представить, потому что сам в ту же ночь бежал через лес, спасаясь от неведомой опасности. Только он отлично знал лес. И мог долго держать хороший темп. И он был берендеем. А этот несчастный мальчик - нет. Каким ужасом он был охвачен, если успел пробежать эти сто метров? Берендей представил бера, который из темноты поднялся на задние лапы навстречу человеку. Бера, который наверняка был под три метра ростом…
- Пошли дальше, - Берендей поднялся.
- Куда? - не понял Семен.
- Медведь потащил его тело в лес. Посмотрите, это же видно. Возможно, он унес тело не очень далеко. Да и лесок этот, похоже, небольшой.
- Да, - подтвердила Юлька, - метров пятьсот в поперечнике. А дальше вырублено все, там коттеджный поселок строить собираются.
Они двинулись дальше по следу. Юлька не показывала вида, что очень устала: ей было тяжелей других, она проваливалась в снег выше колена. Берендей взял ее за руку, но больше ничем помочь не мог.
Он шел и думал: как же ему самому удалось уйти? И как бер посмел напасть на берендея? Человек не может бегать быстрей медведя, это невозможно. Да, в лесу было много снега, и бер, особенно тяжелый бер, не мог бежать по нему быстро. Но и Берендей не бил рекордов. Единственное, что могло его спасти, так это то, что он петлял, постоянно менял направление. Возможно, он интуитивно чувствовал засады, которые ему устраивал медведь, и обходил их. Бер - не человек, хотя и человек не всегда может поменять привычную, но проигрышную тактику. И бежали они долго. Возможно, бер выдохся, петляя за ним по лесу. По прямой от того места, где Берендей почувствовал опасность, до Юлькиного поселка было десять километров. А со всеми петлями и бесконечными поворотами - и двенадцать. Да, тяжелый бер мог устать. И пошел искать более легкую добычу? Берендей не слышал погони - он только чувствовал ее, чувствовал дыхание за спиной. Возможно, последние минут десять-двадцать его никто не догонял.
Они шли медленно и долго, пока не оказались на просеке. Нет ничего хуже, чем ходить по просеке: зачастую большие бревна вывозят бульдозером, а мелкие стволы и ветви оставляют на земле. Да и пни здесь еще не раскорчевали. Юлька чуть не плакала, но шла и не жаловалась. Берендей раза два помогал ей перебираться через тонкие висевшие над землей бревна. Он мог бы нести ее, и с удовольствием, но постеснялся.
Следы здесь едва просматривались, снега нападало гораздо больше, чем в лесу.
И тут Берендей увидел. Он знал, что должен увидеть, и увидел.
Собаки, шедшие гуськом позади своего хозяина, подняли головы и начали лаять, подвывая, словно волчицы.
- Юль, остановись здесь, - сказал он и положил руку ей на плечо.
Она кивнула. Берендей махнул рукой, указав Семену на шалаш, сложенный из валежника. Но он лишь издали походил на шалаш: подойдя ближе, все увидели, что валежник навален высокой островерхой кучей. Берендей откинул засохшие сосновые ветви.
- Ванька… - тут же прошептал Семен.
Тело лежало лицом вниз, и затылок был размозжен так, что сделал голову похожей на блин. Обе ноги выше колена медведь обглодал до костей.
- Это точно он? - спросил Берендей. Он не часто видел мертвых, но они не вызывали у него приступов тошноты, как у обычных людей: он, как зверь, испытывал небывалую тоску при виде мертвого тела. Так собаки воют, если чуют мертвеца. И они выли, подняв морды к небу. Негромко, тягуче и страшно.
Но вид этого тела заставил Берендея содрогнуться. Он был бером, но при этом не понимал, как можно есть человеческую плоть. Его внутренняя гармония дала трещину и рассыпалась на глазах, как стена от взрыва превращается в песок. До этого он всегда разбирался в мотивах зверя, а в этот раз натолкнулся на то, чего постичь не мог. Желудок сжался в комок, и от запаха крови поплыла голова.
- Да. Это его одежда, - Семен нагнулся и дотронулся до закоченевшей руки, - и печатка на руке его.
Берендей удивился, как легко Семен прикасается к телу.
- Что смотришь? - раздраженно бросил ему Семен. - Мент я. Повидал такого…
Он перевернул тело лицом вверх. Лицо было съедено, и обглоданный череп блеснул на солнце белыми, ровными зубами.
- Да уж… - Семен качнул головой. - Что я отцу-то его скажу?
- Тело нельзя здесь оставлять, - сказал Берендей, - медведь может вернуться, и вернуться в ближайшее время.
- Напрасно ты девчонку взял, - ответил на это Семен.
Берендей и сам давно это понял. Как только догадался, что это бер.
Он вернулся к Юльке.
- Не ходи туда и не смотри, даже если тебе очень любопытно, - он ласково взял ее за руку, и она кивнула.
- Садись, - Берендей очистил толстый пень от снега. - Нет, садись сюда лицом. И отдыхай. Я минут сорок могу провозиться.
- А что ты будешь делать? - с испугом спросила Юлька.
- Волокушу.
- Зачем? - удивилась она, но поняла до того, как он ответил. И побелела.
- Ничего не бойся, - он погладил ее по щеке.
- Тебе помочь? - спросила она.
- Не надо. Отдыхай. Я бы понес тебя домой, но, боюсь, не смогу. Так что набирайся сил.
Всю жизнь он работал лесником в карельских лесах. Менялась власть, переползала туда-сюда граница. При царе была Россия, стала Финляндия, потом снова Россия, только теперь уже советская. Потом она опять перестала быть советской, а Макар Степанович так и жил на своем тихом кордоне. И лишь двадцать лет назад должность его стала называться «государственный инспектор», потому что лес, в котором он жил, получил статус заповедника. Макару Степановичу выдали оружие, которого он до этого ни разу в жизни не держал в руках.
- Да зачем оно мне? У меня только зверье, а зверь меня не тронет, - объяснял он начальству.
- Бери, Макар, - похлопал его по плечу директор заповедника. Он уважал Макара Степановича и наверняка догадывался, сколько ему лет. - Не от зверя, от лихих людей пригодится.
Теперь его задача состояла в том, чтобы на территорию его обхода вообще не ступала нога человека, и Макар Степанович был весьма этому рад.
Заповедник находился в пограничной зоне, посторонним и так было трудновато в него попасть, но время от времени в лесу все равно появлялись браконьеры: в первую очередь, сами пограничники и их высокое начальство. Но Макар Степанович оставался принципиальным и бескомпромиссным. Деньги ему не очень-то и требовались, угроз он не боялся. И его обход в конце концов оставили в покое.
