привязал коня у самого края коновязи и, снова осмотревшись, осторожно приоткрыл дверь.
Нет, это были не монахи, - за большим столом расселись хорошо одетые воины, с опрятно постриженными бородами, в сапогах и с собольими шапками, разбросанными по столу. Лица их оставались мрачными и серыми, каждый сидел, уткнувшись в свою миску, и над столами разносился только глухой стук ложек, поэтому на скрип двери оглянулись все разом. Лешек смешался и хотел захлопнуть дверь, но, подумав, перешагнул через порог. Если Дамиан договорился с людьми князя, Лешек не успеет уйти, а напротив - бегством только возбудит подозрения. А так… Может, его и не узнают?
Хозяин, стоявший у печки, силился рассмотреть, кто его новый посетитель. Тусклый свет узких слюдяных окон не разгонял полумрака, и хозяин, взяв со стола свечу, подошел вплотную к замершему на пороге Лешеку и поднес свет к его лицу.
Это был тот самый человек, который два года назад принимал их с колдуном на ночлег, только стал он еще более грузным, а мешки под глазами совсем обвисли и потемнели. Он сощурился, поднял свечку повыше, и вдруг лицо его осветилось радостным удивлением, глаза сверкнули и он широко улыбнулся:
- Поющий ангел? - робко спросил он. - Ты ли это?
Лешек кивнул. Он не ожидал, что хозяин узнает, и на него сразу нахлынули воспоминания: о поездке к Невзору, о колдуне, о том, как внуки хозяина разинув рты слушали его пение…
- Мои внуки до сих пор помнят твои песни… - сказал хозяин, и в его глазах блеснули слезы. - Проходи, садись.
- У меня нет денег, - выговорил Лешек, проглатывая ком в горле.
- Какие деньги! Что ты говоришь! Разве что… Если ты сможешь спеть…
Лешек улыбнулся растроганно:
- Конечно. Только… я очень замерз и устал.
Воины с любопытством смотрели на эту встречу, мрачность сменилась любопытством: не иначе, Дамиан договорился с ними.
- А это не тот, кого мы ждем? - спросил старший, сидевший во главе стола.
- Что ты! - всплеснул руками хозяин. - Это не вор, это поющий ангел! Вы увидите! Подождите немного, ему надо согреться и поесть, и вы увидите!
Воины переглянулись и кивнули друг другу - знакомый хозяина, да еще и поющий ангел явно был не тем, кто им нужен.
Хозяин усадил Лешека спиной к печке и принес горячей жирной каши. В тепле немного успокоилась ломота от ушибов, зато загорелись рваные раны от укусов собак - хорошо, что в полумраке никто не разглядел его окровавленных коленей и рук. После сытной еды сразу потянуло в сон, и Лешек с трудом поднимал отяжелевшие веки - конечно, если бы он уснул, ничего страшного не произошло бы, но он обещал хозяину спеть и не хотел его разочаровать. Лешек отдал пустую миску хозяину и внимательно оглядел воинов, сидевших за столом с кружками горячего меда. Интересно, какие песни им можно петь? Лешек впервые задумался над этим. Монахам он не пел ничего, простым людям в деревнях на севере он мог спеть любую песню, а на юге? Там, где народ ходит в церкви и носит кресты? Можно ли им петь о любви, о свободе, о предрассветной мгле на полях или зимней дороге между двух заснеженных берегов?
Перед ним сидели воины, и Лешек в конце концов остановился на песне о том, как князь Олег победил Царьград - когда-то его поразила книга об этом. Впрочем, тут же в голову пришли и другие песни о воинских победах: о битве на Дивьем озере, о Злом городе и его княгине, которая предпочла смерть плену.
Он пел и видел, как загораются их глаза, как руки тянутся к поясам, нащупывая рукояти мечей, как распрямляются спины - что ж, значит, он угадал и когда сочинял эти песни, и когда выбрал их теперь. Хозяин снова успел собрать своих внуков, только вместо маленьких детишек на Лешека смотрели повзрослевшие парни и девушки.
Его просили петь еще и еще, и когда героических песен больше не осталось, Лешек запел о любви, а потом и вовсе перестал выбирать песни и не задумывался о том, ходят ли эти люди в церковь и носят ли они кресты. Низкое солнце висело на юге, а он все пел - ему так давно не доводилось петь в полный голос, и чувствовать, что ему внемлют, и ловить людское волнение, впитывать его в себя и возвращать сторицей обратно, чтобы снова ловить, и снова возвращать…
Дверь распахнули широко и уверенно, вокруг нее закружился морозный пар, и солнечный свет ударил Лешеку в лицо, освещая его с головы до ног. Он пел последние слова песни о купальной ночи, о том, как на рассвете радужно играет солнце, и открывшаяся дверь стала достойным ее завершением. Лешек прикрылся от света ладонью, чтобы рассмотреть вошедших: на пороге замерли от удивления двое монахов, в одном из которых он без труда узнал брата Авду.
Песня, хоть и смолкла, все еще держала его парящим над землей, и все вокруг тоже восхищенно молчали и даже не оглянулись на вошедших монахов. Брат Авда посторонился - лицо его оставалось равнодушным - и указал толпившимся сзади него дружникам на Лешека:
- Взять его.
Монахи не слышали песни, поэтому не замедлили исполнить приказ и по одному, нагибаясь, пошли внутрь, как вдруг воины князя медленно, с достоинством поднялись с мест и преградили им дорогу. Лешек растерявшись попятился назад, к стене, и хозяин, взяв его за руку, притянул к себе в угол, словно защищая.
Брат Авда, заметив задержку, шагнул в избу сам, захлопнул дверь и подслеповато осмотрелся: после яркого зимнего дня полумрак казался непроглядным.
- В чем дело, Путята? Или князь не сказал тебе, кого мы ловим? - Авда прищурился и откинул голову назад, сверху вниз глядя на старшего из воинов, вышедшего вперед.
- Сказал. Он сказал, что ловить надо злодея и вора, но я покуда не видел здесь воров и злодеев, - Путята презрительно ухмыльнулся.
- Разве ты не знаешь, во что он был одет? Тебе не сообщили его приметы?
- Сообщили, - спокойно кивнул Путята.
- Я не понимаю тебя и твоих людей. Освободите дорогу.
- С каких пор ты отдаешь мне приказы?
Авда снова откинул голову, и верхняя губа его приподнялась, обнажая зубы, - в полумраке лицо его стало похожим на череп.
- Ты хочешь войны, Путята? - тихо и грозно спросил монах.
- Я не боюсь войны, - уверенно ответил воин, и Лешек увидел, что они держатся за рукояти мечей и пальцы у обоих побелели от напряжения. Он вдруг припомнил их с Лыткой давнюю вылазку в Ближний скит и разговор о Дамиане - исток создания дружины монастыря. Кто они, Авда и Путята? Враги? Соперники? Товарищи? Как легко Дамиан договорился с князем о поимке вора, как легко объединяются они против общего врага, и как легко расколоть их союз!
- Нам не стоит ссориться из-за такой малости, - голос Авды вовсе не располагал к примирению, напротив, монах прошипел это сквозь зубы, и меч его пополз из ножен, показывая серо-коричневое лезвие.
- Действительно, - согласился Путята, и шорох стали о ножны услышали все вокруг. Внучки хозяина прижались к стенам, испуганно глядя на мужчин, а внуки выстроились в один ряд с воинами и сомкнули плечи.
Тишину нарушало только тяжелое дыхание соперников, смотревших друг другу в глаза; воздух, как перед грозой, стал тяжелым и вязким, и одной искры хватило бы, чтобы между ними полыхнуло пламя.
- Не стой у меня на дороге, Путята, это плохо кончится, - покачал головой Авда.
- Для кого-то - плохо, - ухмыльнулся воин.
Драка началась в один миг, и Путята был первым, кто выхватил меч. Хозяин в испуге присел на пол, увлекая Лешека за собой. Места в избе не хватало, мечи и топоры бились в стены и потолок, выхватывая их них щепы, словно брызги. Монахи сражались молча, люди же князя, напротив, подбадривали себя воинственными возгласами, и вскоре мечи звенеть перестали: враги сошлись слишком тесно, и в ход пошли ножи, более подходящие для рукопашной схватки.
Лешек ничего не мог разобрать в переплетении дерущихся тел, он видел кровь и слышал стоны, и глухие удары, и шипение столкнувшихся лезвий, и звон падавшего на пол оружия. Дверь распахнулась - на помощь людям князя спешили их товарищи, бросая коней у входа не привязанными. Солнце ослепило
