Лешека, он прикрылся ладонью - монахам не суждено было выйти из этого боя победителями.
Их скрутили, разоружили и связали, затолкав на спальную половину и уложив на гнилую солому. Кто-то из них оказался раненым и громко стонал, поминая Бога срывающимся голосом.
Путята, зажимая рукой кровавую рану на плече, подошел к хозяину.
- Иди перевяжи его. И вообще посмотри, нет ли тяжелораненых, - сказал он устало. От его удали не осталось и следа, а лицо было бледным и задумчивым - похоже, он жалел о том, что затеял этот бой.
Хозяин кивнул и тяжело поднял на ноги свое грузное тело, виновато оглядываясь на Лешека.
- Значит, вор и злодей? - спросил воин, осматривая Лешека с высоты своего роста. - Поедешь с нами. Князь разберется сам, что с тобой делать. Эй, свяжите ему руки! Говорят, он хитер, как лис.
Лешек неуверенно усмехнулся - приятно слышать от Дамиана столь лестные слова. Двое воинов подошли к нему и подняли на ноги, заворачивая его руки за спину. Он не сопротивлялся - это не имело смысла - и хотел было попросить отпустить его, но, взглянув на хмурые лица, отказался от этого. Колдун говорил, что просить надо только тогда, когда ты уверен, что твоя просьба будет исполнена.
- Смотри, Путята! - позвал воин, державший Лешека за руки. - Его сегодня кто-то уже вязал!
Он осмотрел Лешека внимательней.
- И собаками его, похоже, травили… - пробормотал второй, глядя ему на ноги. - Может, и вправду вор?
- Тогда вяжи его крепче, - посоветовал Путята, - раз он от собак ушел и веревка его не удержала.
Веревка снова впилась в запястья, и Лешек поморщился.
- Руки-то тонкие какие… - то ли с жалостью, то ли с сожалением сказал тот, что наматывал на них веревку, - и вязать как-то неловко…
- Вяжи давай. Златояр разберется, - прикрикнул Путята.
- Чего ты украл-то? - спросил второй.
- Я не вор, - сквозь зубы ответил Лешек.
Его вывели на двор, накинув полушубок на плечи и усадили на коня позади седла, а чтобы он не упал, воин, который его вез, привязал его к себе веревкой.
До княжеского двора ехать было недолго - версты три, - и всю дорогу Лешек, подпрыгивая на крупе резвого жеребца, думал о встрече с князем. Он давно хотел взглянуть тому в глаза, а когда-то мечтал и о кровавой мести за отца и деда, но с годами желание мстить притупилось, осталась только горечь и жгучая бессильная ненависть, заставлявшая скрежетать зубами.
Однако князь не поспешил ему навстречу - во дворе, огороженном высоким частоколом, со множеством высоких построек, его втолкнули в маленькую клеть, пристроенную позади длинного приземистого сруба с земляной кровлей, наподобие варражских домов, которые Лешек видел в Удоге. В клети было холодно, разве только не морозно, и довольно светло: низкие длинные окна выходили на три стороны, и в них задувал зимний ветер. Вдоль боковой стены шла узкая лавка, и Лешек присел на ее край, придвинувшись к стенке сруба: она оказалась теплей остальных. Ему ничего не сказали, он слышал только, как дверь заперли на тяжелый скрипучий засов.
Он не спал больше двух суток, но побоялся лечь на лавку, чтобы не замерзнуть, просто прижался щекой к теплым бревнам, стараясь не думать о том, что его ждет. Но мысли упорно возвращались на круги своя: Златояр отдаст его Дамиану. И стычка его людей с монахами ничего не значит - им просто хотелось доказать превосходство над братией, заткнуть их за пояс, побряцать оружием, не более. Наверное, князь даже не захочет взглянуть на пленника.
Тело быстро сковала стылая промозглость клети, от каждого вдоха ныли ушибы, а раны на ногах и запястьях дергала острая боль, что никак нельзя было назвать добрым знаком. Связанные руки затекли, и Лешек их не чувствовал. Прошло не меньше двух часов, прежде чем снаружи заскрипел засов, и в клеть вошел воин, который вязал ему руки, а с ним - молодая женщина, с кринкой в руках и корзинкой под мышкой.
Воин велел Лешеку встать и повернуться к нему спиной, а потом распустил веревки, стягивавшие его руки.
- Вот, посмотри, - кивнул он женщине, - и быстрей.
Женщина развернула Лешека к себе лицом и усадила на лавку, разглядывая его запястья. В кринке, над которой поднимался пар, был травяной настой - Лешек расслышал запах ноготков и подорожника. Она промыла раны на его руках, довольно жестоко соскабливая гнойный налет и шепча при этом ласковые слова, и положила на них примочки, обмотала белыми тряпицами, после чего воин снова связал Лешеку руки за спиной, только, жалея его, стянул веревки немного выше запястий.
- Нехорошо являться к князю в таком виде, - хмыкнул воин и снял с Лешека рваные, окровавленные штаны, - мои, конечно, великоваты будут, но уж всяко лучше, чем эти…
Женщина обработала ему раны на коленях, аккуратно перевязала и помогла одеться - штаны воина и вправду оказались чересчур большими, зато более плотными и теплыми, чем те, что изорвали собаки.
- Ну что? Так лучше? - ласково спросила женщина.
- Спасибо, - хлюпнув носом, ответил Лешек. - Я… я не вор, честное слово…
Они оба ничего на это не сказали и молча ушли, задвинув за собой засов.
Горящие потревоженные раны не позволили уснуть, а в следующий раз дверь открылась на закате, когда красные солнечные лучи напрямую пробивались в окошко. На этот раз за ним пришел Путята в сопровождении двоих воинов, которых Лешек до этого не видел. Отвели его недалеко - в тот самый длинный сруб с земляной кровлей.
Внутри было тепло, даже душно. По стенам ярко светили чадящие факелы, а посередине стоял длинный широкий стол, упиравшийся в огромный открытый очаг, - не иначе, князь жил среди варрагов и обустроил место для пиров так же, как это делали они. За столом, усыпанном яствами, сидели воины, их было не меньше сорока человек, и все они ели жареное мясо и шумно прихлебывали из огромных дымившихся кружек.
Косматый широкоплечий старый человек сидел во главе стола, спиной к очагу, его волосы были тронуты грязно-серой сединой, а на помятом морщинами лице застыла презрительная гримаса, которая приподнимала крылья широкого носа и искривляла тонкий безвольный рот. Его спина гордо выгибалась, плечи были чуть откинуты назад, и подбородок смотрел вверх, что придавало князю сходство с хищной внимательной птицей. Лешек представлял себе князя совсем по-другому - тонким белокурым юношей, наверное потому, что все время слышал о нем: «младший сын». И, хотя он прекрасно знал, что Златояру уже немало лет, увидеть старика он не рассчитывал.
Лешека подтолкнули к противоположному от князя концу стола, пронзительный взгляд Златояра мельком коснулся его лица и был похож на пощечину - так смотрят на кошку, которая путается под ногами, на жука, случайно упавшего в кринку с молоком, на камень, о который довелось неосторожно споткнуться. Лешек стиснул зубы: он давно ждал встречи с этим человеком, но не думал, что явится перед ним со связанными руками, избитый, уставший и беспомощный. Злость зашевелилась в груди, заставляя глубоко и шумно дышать.
Князь откусил кусок мяса и, не прожевав, снова коротко глянул на Лешека.
- Говорят, ты хорошо поешь, - невнятно и быстро пробормотал он. - Прежде чем вернуть тебя в Пустынь, я хочу послушать твои песни.
Лешек поднял голову и выпрямил плечи. Нет, петь жующему князю он не станет. Пусть его отдадут Дамиану, пусть делают с ним все что угодно - он не ученый медведь на торге. Люди, слушавшие его песни, замирали, едва он открывал рот, они плакали и смеялись, они распахивали ему навстречу свои души…
- Ну? - переспросил князь, откусывая следующий кусок, отчего по его бороде побежала струйка жира.
- Я не буду петь, - тихо ответил Лешек, но вместе с клокочущей в горле злостью вдруг ощутил тот самый отвратительный, унизительный страх. Страх перед тем, кто его сильней.
- Я не понял, что он говорит, - скороговоркой сказал князь и глянул на Путяту.
- Он не хочет петь, Златояр, - с горечью ответил воин и с сожалением посмотрел на Лешека, как будто был в чем-то виноват.
- Так попроси его как следует, - князь поднял и опустил брови, словно не понял, почему Путята до сих пор сам не догадался этого сделать.
