первых среди кинооператоров, кто широко стал применять дистанционно управляемую аппаратуру для съемок быстропротекающих процессов и уникальных событий.
Наверное, все эти обстоятельства сыграли свою роль. Так или иначе, когда в 1959 году на нашей ордена Красной Звезды Центральной студии научно-популярных и учебных фильмов была сформирована специальная киногруппа по космической тематике, я оказался в ее составе. Кроме меня вошли в нее режиссер Г. М. Косенко, оператор А. М. Филиппов, звукооператоры, ассистенты. Директором группы назначили Ю. В. Куприянова.
И вот получаем долгожданное «добро» на съемки.
Со всем своим громоздким хозяйством едем на предприятие, которым руководил Сергей Павлович Королев. Онемев от восторга, идем по цехам, где были изготовлены первые в мире искусственные спутники Земли. «А теперь, вот на этом корабле, — говорят нам, — полетят в космос собачки, мыши, разные там насекомые и бактерии, научные приборы. А вот здесь будут собирать корабль-спутник, на котором в космический рейс отправится человек-космонавт…»
Не зря говорят, что первое впечатление самое яркое. Особенно поразила нас новизна и размах работ. Ведь совсем недавно — 4 октября 1957 года — взлетел на орбиту первый спутник, и мы никак не ожидали увидеть так много разнообразных и совершенно новых космических конструкций. В просторных и светлых цехах рядами, шеренгами стояли фантастические, причудливые аппараты. Одни названия чего стоили: «Венера», «Марс», «Лунник»… Но больше всего — целый ряд шарообразных спускаемых аппаратов — кораблей «Восток». Еще не собранные, они стояли вдоль стены, зияя вырезами люков. Чуть поодаль, на подставках, их приборные отсеки и крышки люков — большие, словно круглые щиты былинных воинов- богатырей. Среди этих «шариков» впервые мы увидели Сергея Павловича Королева: он совершал свой ежедневный обход цехов.
«Вон он, эСПэ, — торопливо заговорил Косенко, показывая глазами на плотного, крепкого, лобастого человека в белом халате, — рядом Воскресенский Леонид Александрович, его заместитель по испытаниям, еще правее Бушуев Константин Давыдович, тоже заместитель Королева, а этот — ведущий конструктор по кораблю Олег Генрихович Ивановский, с ним придется общаться нам чаще всего…»
И начались съемки. Мы быстро втянулись в неистовый темп работы предприятия и КБ, прочувствовали его на себе. Наземные испытания шли полным ходом. Проверялось, как будут работать отдельные блоки, узлы и агрегаты космического корабля-спутника и ракеты-носителя. Буйством пиротехники можно назвать этот этап работы.
Большую капроновую сеть, в каждую ячейку которой прошел бы средних размеров арбуз, натянули на уровне четвертого этажа в высоком зале цеха. А в центре — макеты последней ступени ракеты и корабля. «Это все для проверки сброса конуса обтекателя с корабля-спутника, — пояснили нам. — Чтобы не повредить сбрасываемый конус, и нужна эта сеть из крепчайшего капрона».
Понял: снимать надо обязательно, повторять не будут. Решил, помимо своих основных камер, поставить еще несколько выносных. Настраивали их на общие и средние планы, некоторые поставили на отдельные детали — пиропатроны, толкатели. Если получится, будет полная картина эксперимента.
Внимание! Камеры!
Есть камеры!
Сброс!
Медленно, словно нехотя, конус отделяется от макета и, раскрывшись двумя огромными лепестками, падает в сеть. Прогибаясь, она долго-долго колышется. Отличный кадр!
А вот на пленке-то как? Ведь не переснимешь.
Внимание! Камеры!
Есть камеры!
Как пистолетный выстрел срабатывают пиропатроны. Это уже другие испытания. Трах-бабах! — и отстреляна крышка люка. Трах! — и летит в сеть крышка парашютного отсека. День за днем снимаем процессы изготовления деталей корабля, потом его сборку. Параллельно шли съемки и на натуре.
Отправляемся в маленький городок, затерянный в степи. Предстоят съемки летных испытаний «шарика» — его сброс с раскрытием парашюта. Отрабатывается возвращение животных на землю. Днем — прилетели, вечером — совещание. Руководитель испытаний объявляет: «Серия сбросов прошла удачно. Погода — неважная и вряд ли улучшится. Есть смысл на этом и закончить испытания».
Вот те на. А как же съемки? Прошу слова.
«Непосредственного отношения к испытаниям мы, киноработники, не имеем, — начал я. — Но нас послали сюда именно сейчас — не раньше, чтобы снять этот эксперимент. Решать, конечно, вам. Если же мы уедем ни с чем, то объяснять, почему так вышло, придется тоже вам».
Конечно, мое выступление выглядело, наверное, довольно нахальным, но что оно было своевременным — в этом я и сегодня уверен. В конце концов решили: сбросу быть в любую погоду, это даже хорошо, если будет плохая.
К середине следующего дня заинтересованных специалистов — парашютистов, кресельщиков, медиков и меня с ассистентом Михаилом Бессчетновым — забросили в степь, километров за двадцать — тридцать от городка. Сказали — сброс в 16.00. Парашюты должны будут показаться вон над теми холмами. Приготовились к съемкам. Покурили. Мерзнуть начали — потолкались. В степи хоть и неглубокий, но снег. Пасмурно. Неуютно. Вот-вот смеркаться начнет. И облачность вроде пониже стала. Совсем нам не весело.
Подошло время сброса. Смотрим во все глаза, хотя что различишь сквозь плотные облака. При чистом небе самолет давно увидели бы. Хорошо, что ветра нет, далеко парашюты не отнесет. И сколько же с такой высоты он спускаться будет?
— Вот он! — закричал старший группы медиков на приземлении.
И мы уже видим, — камеры застрекотали. В сплошной серой пелене опускается парашют.
— И что из этого выйдет? — бурчит Бессчетнов: он любит поворчать.
Все — приземление!
— Метра четыре — есть, но больше сегодня снимать нельзя.
Бегу к медикам с просьбой: «А если завтра утречком и выемку собачек, и парашюты снимем — все светлей будет?» — «Это с начальством договаривайтесь», — отвечают.
Договорился.
Стемнело. Часа два прошло после приземления собачек, а за нами все не едут. Забыли про нас, что ли? Ждем. То посидим, то потолкаемся, чтобы погреться. Вспомнили, что не ели весь день.
Вдали, за холмами, чуть означился отсвет. Едут. «Чинить на полпути пришлось — вот и провозились», — объяснил водитель.
В гостиницу вернулись за полночь, когда об ужине не может быть и речи. А у нас — кроме сахара и чая — ничего. «Уж не знаем только, будете ли? — нерешительно предложили медики. — От собачек каша осталась и специальная свиная тушенка, то есть для них же изготовленная…» — «Давайте, — оживились мы. — Еще один эксперимент проведем». «А собачки голодными не остались?» — плотно поужинав, спохватились мы. «Да что вы? Мы их вчерашней кашей не кормим, им свежую надо», — успокаивают нас под общий хохот.
Настал день, когда мы впервые отправились на космодром Байконур. У подъезда студии — наш служебный автобус. Рядом с ним гора киноаппаратуры. И надо сказать, солидная — около ста мест: киноаппараты, кассетники, сменная оптика, штативы, аккумуляторы, ящики с пленкой, синхронные камеры, магнитофоны и много разных приспособлений. Это не считая двух уже отправленных на аэродром грузовых машин с осветительной аппаратурой и еще одной — с выносными дистанционно управляемыми камерами. Что и говорить, хозяйство у нас громоздкое.
Проверив по списку, все ли взято, начинаем погрузку. Из рук в рук, и, по цепи, бережно передаем ящик за ящиком. Постепенно все поглощает вместительное чрево автобуса. Вытираем мокрые лбы. По русскому обычаю, присаживаемся перед дорогой. Ворота распахиваются, и автобус выезжает на шумную столичную улицу. Наш путь — в аэропорт Внуково.
В здании аэровокзала, как всегда, шумно. Покрывая людские голоса, звучат строгие голоса дикторов-информаторов. Понятное дело, наш рейс не объявят по радио. Подходим к одному из киосков. Сюда за нами придет кто-нибудь из экипажа нашего самолета. Вот и гонец. Подъезжаем на автобусе к
