самому трапу. И опять разгрузочно-погрузочная операция. Экипаж самолета помогает нам.
Выруливаем на взлетную полосу. Короткий разбег, и под крылом самолета мелькнула, ушла за горизонт Москва… Несколько часов в воздухе, и вот он, Байконур. Остановились винты, но в ушах еще звенит. Пассажиры потянулись к выходу. Дошла очередь и до нас.
На аэродроме космодрома нас ждал автобус. Ему быть нашим рабочим кабинетом. Здесь есть стол, два кресла, диван, маленький шкаф, умывальник, тумбочка и печка. Когда разместили всю аппаратуру, то оказалось, что места для нас уже не осталось совсем. С трудом втискиваемся кто куда.
Бетонная дорога стремительно летит навстречу. Мелькают разноцветные домики поселков: зеленые, розовые, голубые. Космодром строится. По степным дорогам нескончаемой вереницей тянутся тяжело груженные машины. За ними — густые бурые шлейфы пыли. А дальше вплоть до горизонта — неоглядная степь.
Однажды я спросил у молодого инженера-конструктора:
— Интересно, как выбирают место для космодрома?
— По максимальной совокупности всех неудобств, — ответил он.
— Как это?
— Нужно найти такое место, куда, во-первых, нелегко было бы добраться любым видом транспорта, начиная с самого современного и кончая таким древним, как ишак или верблюд. Но этого мало. Надо, чтобы местность была пустынной. Чтобы не было воды и ее привозили в цистернах. Обязательное условие — это песок. Причем песка должно быть много, очень много. И если подует ветер, то этот песок должен висеть в воздухе так, чтобы в трех шагах ничего не было бы видно. Если нашлось такое место, значит, оно годится для строительства космодрома.
Между прочим, в этом шутливом диалоге, который состоялся у меня с. будущим космонавтом, а тогда просто инженером-конструктором, Владиславом Волковым, немалая доля правды.
Разместившись в гостинице, тогда это был обычный барак, едем разгружать аппаратуру в монтажно- испытательный корпус — МИК. Он выглядит совсем как большой заводской цех. Потолок, стены и пол выкрашены масляной краской. Очень чисто. Именно здесь из блоков и ступеней собирают ракету и корабль- спутник.
Монтажники в спецовках кремового цвета. На голове — шапочка. Руки в белых нитяных перчатках, из обуви — только мягкие, легкие тапочки. Специалисты и инженеры ходят в белых халатах. Иначе нельзя. Мы тоже получили белые халаты и теперь обращаемся друг к другу с изысканной вежливостью: «Доктор Филиппов, будьте любезны, подайте, если вас не затруднит, вон ту штуковину».
В зале мягкий рассеянный свет. Красной медью отсвечивают сопла ракетных двигателей. Преобладают цвета: серый, зеленый, белый, красный и еще полированного до зеркального блеска металла. На приборах, блоках, на корабле и ракете — масса узких красных вымпелов и ярких, тоже красных, технологических крышек и заглушек. Они как бы напоминают о себе: к работе не готов. Перед стартом все они будут сняты.
У нас любая работа начинается с осмотра объектов съемки. Любой из них надо знать как дом родной. Вместе с Косенко и Филипповым едем на стартовую площадку.
Такого мы еще не видели. Громадный котлован, а над ним, на слоновьих железобетонных ногах, — стартовый стол-козырек. Он обнесен металлической решеткой. Сам котлован выложен массивными бетонными плитами. Говорят, что при первых запусках плиты иногда выворачивало и вышвыривало, пришлось ставить потяжелее.
По краям стартового стола установлены две вышки с площадками наверху для прожекторов. Они совсем такие же, как и на любом железнодорожном узле. Быстро, пока не запретили, лезу на вышку. Надо же кому-то посмотреть, что можно снять оттуда и как поставить там выносные камеры.
Лестница отвесная, без перил и ограждений, и высота нешуточная — метров шестьдесят — семьдесят. А я не верхолаз. Подрагивают от напряжения пальцы. Страховочного пояса конечно же нет. Отдыхаю, прильнув к лестнице. Вот и площадка — вползаю туда.
Сверху, как с самолета, виден весь стартовый комплекс: ракета, вагоны с топливом около нее, бункер, МИК, наш городок. Все здания под лучами солнца ослепительно белые. Люди на старте и в котловане совсем как муравьи, а пожарная машина кажется игрушечной. Здесь, на вышке, обязательно надо ставить выносные. Только вот на какую из них? По солнцу, да и люк на ракете смотрит сюда, видимо, на эту. Поставим АКС-1 и АКС-2 с пружиной и с моторным приводом. С наружными увеличенными кассетами нельзя, близко, пожалуй, сдует газовой струей. Интересно, за какое время ракета пройдет по кадру? Пожалуй, продолжительность съемки надо утроить, чтобы захватить хвост, а потом, может ведь и тень появиться при определенном положении ракеты, вышки и солнца в момент старта. Профиль у ракеты интересный, тень должна быть красивой. Все это надо уточнить, продумать.
Спустившись с вышки, незамедлительно получаю вполне заслуженный нагоняй за нарушение техники безопасности. Клятвенно заверяю, что в следующий раз…
Еще несколько раз обошли вокруг старта и котлована. Слазили и в него. Теперь можно составлять схему размещения выносных камер. Расстояния между намеченными точками промерены, записано, что и в какой точке надо сделать. Предстоит врыть тавровые балки вместо штативов, сварить вышки-угольники. Кое-где надо приварить косячки и площадки к фермам и перилам — тоже вместо штативов. Наконец, придется отрыть траншею для кабеля, соединяющего все камеры.
Осмотревшись и освоившись, мы приступили к съемкам корабля-спутника. Он готовился для полета с собаками и другой мелкой живностью на борту. Одного не учли: работы шли в три смены… Пришлось решить раз и навсегда, что у нас одна смена, но круглосуточная. Нас не надо было принуждать и подстегивать. Объекты съемки были интересными, и мы увлекались, забывая обо всем.
Метр за метром, эпизод за эпизодом накапливается материал для будущей картины.
На стартовой площадке наконец весь кабель уложили и засыпали землей. Сделаны все выводы ко всем съемочным точкам, установлены промежуточные реле и аккумуляторы, чтобы на дальних точках не садилось напряжение. Кабеля понадобилось почти три километра, так что пришлось попотеть. Все выносные камеры поставлены на свои точки. Теперь надо сделать пробные включения.
Берем инструменты и тестер и идем по линии. Промеряем напряжение в сети, подтягиваем контакты разъемов, осматриваем крепления вводов в аккумуляторы и контакты реле. Порядок. Даем напряжение, опять не идет, проклятая. Снова — на линию. Все правильно. «Включай!» Не идет. Взмыленные, раздосадованные бегаем вдоль всей цепи, тяжело дышим. И тут навстречу нам попадается директор нашей группы — свеженький, отдохнувший, волосы еще влажные, сразу видно — прямо из душа…
— Ну, как дела? — спрашивает безмятежно, хотя с участием в голосе.
Взорвало меня. Теперь не помню, что говорил, но, видно, в выражениях не слишком стеснялся. И вдруг за спиной слышу спокойный голос:
— Молодой человек, зачем же так фигурально?
Оборачиваюсь, — Сергей Павлович! Ничего себе ситуация для знакомства. Растерялся не на шутку, а «С. П.» спокойно продолжает:
— Что уж такого страшного? Подумаешь, один аппарат не сработал. Вон их сколько понаставили.
Опомнился я, объясняю, что иначе никак нельзя. Дашь себе послабление один разок, а потом еще, еще… Рассказываю, как при одной работе задействовали около двадцати пяти камер, а нашли то, что нужно, всего на пяти кадриках одной из них. Поэтому раз точка выбрана, камера поставлена — она должна работать.
Королев выслушал мою горячую речь, хмыкнул и ушел с довольным видом. Видимо, чем-то ему понравился наш принцип.
Утро 19 августа 1960 года. Солнце золотит верхушку ракеты и окрашивает фермы обслуживания в необычайный розово-золотистый цвет.
Стих заунывный плач сирены. Со стартовой площадки, по крутой дуге дороги, опоясывающей ее, одна за другой ушли последние машины с людьми. Все в укрытиях, на поверхности у небольшого окопчика остались только мы с киноаппаратами.
На краю окопа — полевой телефон. Нас должны предупредить о готовности к старту. Первый раз — по десятиминутной готовности. Минуты кажутся часами.
Звонок: «Десять минут!» Аппараты давно расставлены и смотрят в одну точку, туда, где метрах в
