зарабатывает? Ясно: либо братец ему помогает, либо, как говорят в городе, помогает ему косточка мертвеца, с которой он проделывает всякие фигли-мигли… Пора покончить с этим! — разгорячившись, крикнул Иоина. — Город брезгует, не хочет руки марать. Но вот мы все здесь, вот он стоит перед нами, перепуганный и виноватый. Давайте потребуем от него, чтобы он признался во всем, а не то мы тотчас пересчитаем его косточки, разнесем и уничтожим это поганое гнездо. Ждать больше нельзя: вдруг он исчезнет, скроется и начнет мстить городу из своего укрытия?
— Правильно! — раздались голоса, и собравшиеся — и те, кого, подобно Песе, сюда привели настоящие страдания, и те, кто пришел поглазеть на интересное представление, — стали пятиться к выходу: то ли из боязни какой-то тайной силы, вблизи которой они находились, то ли из страха перед Лузи, который этой силой обладал и мог пустить ее в ход. Заметив это, Иоина, возбужденный своей речью и успехом, который она имела среди собравшихся, нашел в себе силы продолжить разговор с толпой:
— Нельзя этого в долгий ящик откладывать! Нужно все делать сейчас, потому что он, а также все те, кто с ним заодно, дошли уже до того, что им — тьфу! — даже жен не требуется, как водится на белом свете; то, что им надо, они творят сами, мужчина с мужчиной — тьфу! тьфу! Даже говорить противно…
— Вот как! — еще больше перепугались собравшиеся и стали спешно отступать, опасаясь стоять рядом с Лузи и Аврамом, чьи лица побледнели, что было истолковано как подтверждение слов кабатчика Иоины.
— Ослы! Тупицы! — воскликнул кто-то, и чувствовалось, что за этим возгласом последуют другие, более оскорбительные, ругательства.
— Банкроты! Очковтиратели! — кричали в толпе.
— Козлы с баранами…
— Штаны со штанами… — кричали бандиты и уличные мальчишки, подхватившие слова Иоины, которые их развеселили и послужили им поводом для шуток, ужимок и подмигиваний.
— Бе-е-е! Ме-е-е!..
Это отвратительное обвинение задело Лузи и Аврама сильнее, чем все прежние угрозы, так как они увидели, пред чьим судом стоят, и поняли, что никакие слова не помогут им оправдаться, потому что толпа собралась разношерстная — тут были и серьезные люди, и злопыхатели, и такие, что на все готовы, — и какой бы приговор она ни вынесла, наверняка найдутся охотники привести его в исполнение. Дело обстояло скверно.
Со всех сторон доносились крики:
— Еретики! Банкроты! Они крадут деньги у вдов и сирот. Мужелюбы!
— Почему они молчат? Как можно допустить такое?! — кричали другие, указывая на Лузи и на Аврама, который, оцепенев, стоял рядом с ним и видел, что народ рвется вперед, но в то же время сдерживается, так как никто не хочет нападать первым, ни у кого не хватает смелости руку поднять.
— Вот напасть, прости, Господи! И откуда только принесло их на наши головы! Из-за них люди раньше времени помирают, по их милости ребята вшивеют… Все мы на краю гибели.
— Козлищи!.. Бараны!.. Бе-е-е… Ме-е-е… Ф-ф-фью! — раздался пронзительный свист одного из бандитов.
Атмосфера была накалена до предела, и вот-вот могло случиться непоправимое, если бы кто-нибудь разгорячился и поднял руку… Один из сообщников Иоины стал пододвигаться к Лузи все ближе и ближе и был готов схватить его за ворот и начать трясти или закатить ему оглушительную пощечину.
Но в эту минуту послышался новый голос, голос человека, который, по-видимому, только что пришел и, увидев, что происходит, был ошеломлен; крик вырвался из его груди с такой силой, что перекрыл гул и рычание толпы.
— Что здесь творится?! — воскликнул Сроли, точно хозяин, который, вернувшись домой, застал там шумящую толпу. Властным тоном он спросил: — Кто вы такие? Кто вас сюда привел? Вон отсюда! Все до одного! Чтоб духом вашим тут не пахло! — еще громче закричал он и ворвался в людскую гущу, стараясь пробиться к Лузи и Авраму, которым — Сроли сразу это понял — грозила серьезная опасность.
— Кто это такой? — возмутился кто-то из собравшихся, судя по всему, из компании Иоины; может быть, это был и сам Иоина, который намеревался руководить дальнейшим ходом событий.
Сроли не ответил. Он молча подошел к Лузи и решительно, как старший младшему, нуждающемуся в защите, грубовато указал на дверь в свою комнату, которая была закрыта и которую он отворил для Лузи. Потом он приказал Авраму встать на пороге комнаты и раскинуть руки, заслонив собою дверной проем, чтобы не дать толпе ворваться к Лузи.
Лузи, ошеломленный, послушно вошел в комнату и теперь был в известной степени защищен. Аврам, повинуясь распоряжению Сроли, встал во весь рост на пороге, уперевшись макушкой в дверной косяк, и раскинул руки, будто распятый. Сроли же стал приглядываться к незваным гостям, пытаясь распознать среди них главного виновника бунта.
Долго искать не пришлось. Сроли сразу увидел в толпе Иоину, высокого и широкоплечего. Взглянув на Иоину, а может быть, даже услышав его подстрекательную речь, Сроли сразу понял, что именно Иоина — главный коновод и зачинщик, собравший здесь людей — как невиновных, так и тех, которых он сам нанял, договорившись встретиться с ними в определенный час для известного дела.
Сроли крикнул:
— О Иоина, который всегда заступается за весь город и у которого от этого заступничества и рожа, и шея становятся красными… Вот он, благодетель, который так заботится о вас; который, где бы ни случилась кража, имеет в ней долю. Вот он, без чьего ведома ни одно темное дельце не совершается. Вот благодетель, который зарабатывает и на вашей свадьбе, когда вы молоды, и на вашей нищете, когда вы стареете, на ваших болезнях, когда вам приходится прибегать к помощи Общества призрения больных, и на вашей смерти, когда вас приносят на кладбище, где он — член погребального братства и дерет нещадно как с мертвого, так и с живого.
— И то правда! — послышался голос из толпы. Гнев и возмущение, направленные против Лузи, Сроли удалось частично перекинуть на другого и отвести беду от Лузи. И пусть никого не удивляет, что, переступив порог дома и увидев то, что там происходит, Сроли не испугался и ворвался в переднюю, точно в клетку со львами, приготовившись не только защитить и спрятать Лузи, но самому напасть на нападающих. Сроли не мог поступить иначе: он понимал, что только крайнее средство — возможно, для него самого неожиданное — поможет унять разъяренную толпу, подействовав на нее, как ушат холодной воды, вылитый на разгоряченную голову.
И это средство подействовало. Однако толпа тут же спохватилась и поняла, что ее обманули, что то, ради чего она, подстрекаемая и рассерженная, сюда пришла, разбито вдребезги. Те, кого, подобно Песе, привели сюда подлинные беды, вдруг потеряли из виду человека, на котором они собирались выместить накопившуюся горечь, — Лузи. А те, кем руководило любопытство и простое желание поглазеть, потеряли надежду на то, что представление состоится, и тоже были злы на Лузи. Всеми овладело чувство, какое часто испытывают дети, когда у них незаметно отбирают вещь, с которой они играли, и они остаются с пустыми руками, недоумевая, куда девалась эта вещь и что теперь делать. Когда собравшиеся пришли в себя и увидели, что это Сроли лишил их того, ради чего они пришли, они набросились на него.
— Кто он такой, вот этот? — спрашивали люди, которые не знали Сроли; те, кому он был знаком, бранились:
— А он тут при чем, этот нищий, побирушка, который живет на чужие харчи? Какой черт принес его сюда? Кому он тут нужен?
— Что творится? — закричал Иоина, который очнулся после опрокинутого на него ушата холодной воды. — Кто он такой, этот бездомный, без роду и без племени, неизвестно откуда вырвавшийся — из кандалов или из-за решетки, куда его посадили за изготовление фальшивых денег или за другие мошенничества… Полюбуйтесь на него! Никто не видел, чтоб он молился, сидел над книгой или занимался другой работой. А в последнее время он только по домам шатается! Спрашивается, на какие же достатки он живет, если не за счет темных делишек, которые тут проделываются?
Посмотрите на них, — указал Иоина сначала на Сроли, а потом и на Аврама, который все еще стоял в дверях с распростертыми руками. — Посмотрите, как они, словно сговорившись, защищают и заслоняют того, кто только что был перед нами, чтобы спасти его от заслуженного наказания!
— Ты! — крикнул один из сообщников Иоины и поднес к самому лицу Сроли кулак, который вот-вот
