– Молодец. Шустро языком чешешь, – похвалил киллера спецназовец. – Даже пытать тебя не приходится... а теперь, разговорчивый ты наш, скажи мне последнюю вещь: где вы с приятелем оставили вашу собственную тачку? «Восьмерка»-то стопроцентно угнанная!
– Мне он больше не нужен, – выслушав подробный ответ убийцы, обернулся Михаил к пахану.
– Верни сучару на прежнее место, – приказал Кочергину Григорьев. – Разделаемся с ним чуть позже!
Разрыдавшегося по новой Руслана отволокли обратно в раздевалку.
– Поеду по Кнышову душу, – поднимаясь с кресла, сказал спецназовец. – Возьму гада тепленьким, покуда на дно не залег!
– Помощь, часом, не требуется? – спросил Лёнчик. – А то всегда пожалуйста!
– Нет, спасибо, – отрицательно покачал головой Михаил. – Справлюсь самостоятельно. Вот только арсенал их заберу. Пригодится! Что же касается Самолюбова...
– Забудь об этом мертвеце! – кровожадно скалясь, перебил Киборг.
– Хорошо, – пристально посмотрев на гендиректора «Минотавра», кивнул Михаил. – Ну-с, прощевайте, господа бандиты. Надеюсь, больше не свидимся!..
– Довольно нахальный субъект! – когда спецназовец удалился, хмуро проворчал Григорьев. – «Господа бандиты». «Надеюсь, не свидимся!» Хамит, зараза!
– Не цепляйся к словам, – урезонил товарища Лёнчик. – Он все-таки нам жизнь спас!
– И то верно, – разом остыл Киборг. – Кроме того, и тебе, и мне действительно не стоит с ним пересекаться. Приручить такого однозначно не получится, а враждовать... Бр-р-р!!! – пахан зябко поежился.
Пару минут оба молча дымили сигаретами. Из проститутской раздевалки вновь донеслись слезливые причитания плененного киллера.
– Куда собираешься деть кнышеву «шестерку»? – лениво поинтересовался хранитель общака.
– Буду я всякой швалью голову забивать! – пренебрежительно фыркнул Григорьев. – Пускай кореша погибших пацанов сами разбираются с гаденышем! А я, – тут на лице Киборга появилась томная улыбка людоеда-мечтателя: – Я лучше подумаю о Геночке! О градоначальнике нашем драгоценном!..
Глава X
Закончив рвать на части злополучного Бродского и оставив изуродованный труп прямо в пыточном подвале, Терентий Богданович прошел к себе в спальню, со смаком выкурил «косяк» анаши и расслабленно возлег на диван – отдохнуть от трудов неправедных. Рядовые члены бригады тоже пристроились покемарить кто где. В том числе – часовые, покинувшие свои посты. В общем, бдительность мокрушников упала до нулевой отметки.
Одурманенный наркотиком, Кныш больше не нервничал в ожидании посланных в Н-ск киллеров. Тупо таращась в лепной потолок, он дурацки лыбился, пускал слюни и мелко, ржаво хихикал. Так продолжалось довольно долго. Лишь ближе к рассвету действие анаши стало постепенно ослабевать. Однако Терентий Богданович не успел полностью вернуться к обычному, злобно-сварливому состоянию духа и, соответственно, накрутить хвосты разленившимся боевикам. Едва он поднялся с дивана, как за воротами пансионата послышался условный сигнал машины Поплавского и Галкина. Кныш с любопытством прильнул к оконному стеклу. По двору проковыляли заспанные Дадашев с Денисовым, отперли ворота, впустили «Ниву» во двор, почему-то попятились, потянулись за оружием и... попадали на землю, сраженные меткими бесшумными выстрелами из салона автомобиля. Кныш остолбенел. Между тем машина резко рванулась вперед и с ходу врезалась в дубовую входную дверь, одновременно придавив бампером вылезшего на крыльцо Владислава Кунцевича. Страшный, утробный вой последнего наконец-то вывел коротышку из оцепенения.
– Сева, Артем! Тре-во-о-ога!!! – заполошно взвизгнул он. – На нас совершено вероломное нападение! Отражайте! – скороговоркой проинструктировал Кныш примчавшихся на зов боевиков (доселе мирно дрыхнувших в соседней комнате) и, вытолкнув их вперед, навстречу неведомой опасности, мышью шмыгнул в известный читателю подвал. Переждать «угрозу»...
Частный пансионат «Охотничий домик» принадлежал лично господину Самолюбову и предназначался исключительно для бригады Кныша, постоянно здесь проживавшей. Он представлял собой бревенчатое одноэтажное строение, расположенное на обширном земельном участке, окруженном высоким забором с колючей проволокой поверху. В прежние времена во дворе рос яблоневый сад, но мокрушники давно порубили деревья на дрова для шашлыков. В результате к зданию трудно было подобраться незамеченным.
Поэтому Кузнецов решил идти напролом. Благо трусливый Поплавский предоставил все необходимое для подобной акции, включая машину и условные сигналы...
Успешно проникнув во двор, спецназовец ликвидировал двух отворивших ворота боевиков, протаранил входную дверь дома, придавив заодно третьего мокрушника со всклокоченной белобрысой башкой. Одиночным выстрелом в прыщавый лоб избавил его от дальнейших страданий и рысью проскользнул внутрь здания. Михаил очутился в просторном холле, тускло освещенном декоративным светильником под потолком. На стенах висели потрепанные звериные шкуры. В ближайшем углу, на специальной подставке, скалилась пыльными клыками изъеденная молью кабанья голова. Пол застилал толстый шерстяной ковер, порядком истоптанный грязной обувью. Обитавшие тут убийцы явно не отличались чистоплотностью. В холл, не считая протараненной, вели три полуоткрытые двери. Неожиданно за одной из них раздался тихий подозрительный шорох. Майор рефлекторно выстрелил на звук. Послышались громкий стон, пара заплетающихся шагов, и из-за двери выпал, лицом вперед, молодой широкоплечий парень с автоматом в руках. Судя по выходному отверстию на спине, пуля попала в селезенку. Парень надсадно хрипел и мелко сучил ногами.
– Ладно, урод, не мучайся! – шепнул Кузнецов, производя завершающий выстрел в голову, перешагнул
