— Чего только не почудиться спьяну, — усмехнулся про себя Ревень.
Он направился досматривать сны, но на пороге сторожки опять услышал далёкое конское ржание.
— Посмотрю, для очистки совести, — решил он, взбираясь на стену.
Пару раз споткнувшись и зашибив колено, отчаянно ругаясь и проклиная свою подозрительность, Ревень, наконец, забрался на стену. Развернувшаяся перед ним в бледном свете луны картина выбила остатки хмеля. Повсюду, насколько хватало глаз, горели огни походных костров. Городище было окружено несметными полчищами степняков.
— Печенеги! — хотел прокричать Ревень, но горло вдруг пересохло.
Ему удалось выдавить из себя лишь нечленораздельный хрип. Он кубарем скатился со стены, разбив в кровь локоть и посадив на голове пару шишек. Только забежав в сторожку, он перевел дух и заверещал, что есть мочи:
— Печенеги!!!
Напуганные истошным визгом Ревеня, стражи, тоже изрядно принявшие вечером, выскочили на улицу кто в чем был. Ударили в набат. Город встрепенулся, загудел разбуженным ульем. Народ в исподнем выбегал на улицы. Вокруг слышалась мужская ругань, женский плач и детские крики. Начальник стражи Валун находился уже возле городских врат, оглядывая тяжёлым взглядом команду сторожей. Те, не дыша, отводили взоры и старались не смотреть в глаза командиру. Валун оглядел сторожей еще раз, благо они уже успели привести себя в порядок, и рявкнул:
— Ревень! Дуй к посаднику, пускай собирает городское ополчение! Своими силами мы не справимся, уж больно много степняков! Лебеда! Проследи, как готовятся котлы со смолой! Все остальные на стену! Живо! И смотрите у меня, телепни!
При первых звуках набата Морозко проснулся и принялся будить Никиту.
— У-у-у отстань! — промычал тот, но Морозко настойчиво тряс друга за плечо. — Дай еще поспать! — забрыкался Кожемяка, пытаясь с головой забраться под одеяло.
Скрипнула входная дверь, и на пороге появился Добрыня, подтянутый как всегда, в полной боевой амуниции, словно и не ложился отдыхать.
— Встали уже? — спросил он. — Давайте быстрей! — в его голубых глазах сквозила тревога.
— А что случилось? — обернулся к нему Морозко.
— Печенеги напали! — коротко сказал Добрыня. — Как из города теперь незамеченными выбраться, ума не приложу.
Никита резко сел на лежанке, но глаза его оставались закрытыми.
— Я уже встал, — сказал он, протирая глаза кулаками.
— Хорошо! Встретимся у городских врат, — сказал на прощанье Добрыня и вышел.
Когда утреннее, еще заспанное солнце озарило небосвод, все население городища высыпало на городскую стену. Жарко пылали костры, в больших закопченных котлах булькала смола.
— Ну, — спросил Добрыня Валуна, прищурившись, оглядывая подступы к городу, — что делать думаете?
— Еще не вечер, — ответил Валун, — нужно узнать чего эти тараканы узкоглазые хотят!
— Ясно чего, — усмехнулся Добрыня, — жрать они хотят, к бабке не ходи!
От стана печенегов отделился всадник. Он неспешно подъехал к осажденному городищу.
— О! — воскликнул Валун, указывая на всадника. — Сейчас ясно будет, чего этим собакам надо!
— Эй, урус! — сложив руки лодочкой, прокричал печенег. — Нас многы тут! Тьма! Стыят можм долгы!
— Ну и хрен с вами! Стойте сколько хотите, нам-то что? — прокричал в ответ Валун.
— Хан Толман долгы стыять может! Урус с голод помират будет! Никакой хрена не хватит!
— И чего же тебе, собака, надо?! — Валун был спокоен, словно и не стояли печенеги под стенами городища.
Печенег продолжал надрывать глотку, пытаясь запугать защитников городища:
— Хан Толман город сожжет, пепыл развеет! Никто из урус жив не будыт! Большой могыл будет! Но хан Толман добрый! Хан Толман мудрый! Уйти можт! Сейчас можт! Выдайте двух птников с мечом, что вчера пришли! И хан Толман к себе в степ уйдёт! Думайте до полудня! Потом кирдык всем!
Всадник развернул жеребца и слился с основным войском.
Валун вопросительно посмотрен на Добрыню:
— Так это по ваши души? Чем это вы им так насолили?
Добрыня неопределенно пожал плечами:
— Не знаю, что и думать. Мы с Дунаем с ними даже не пересекались.
— Вот и прояснилось, — горестно вздохнул Валун, — только чего сейчас делать? Ума не приложу! Если вас не выдам этим оглоедам, спалят твари город, как пить дать спалят! Помощи ждать тоже неоткуда, сквозь такой заслон ни один гонец не прорвется! Долго против них не продержимся, ишь сколько набежало! Вас выдать тоже не могу, князь с меня тогда голову снимет! — Валун чиркнул рукой по горлу, показывая, как это будет делать Владимир. — Выручай, Добрыня, — хрипло попросил Валун, — придумай что-нибудь, кроме тебя некому!
Добрыня немного помолчал, оглядывая окрестности и что-то обдумывая.
— Значит, так, — сказал он — слушай внимательно, есть у меня одна идейка на этот счёт! Пошли, обсудим.
Спустившись с городской стены, Добрыня подошел к друзьям, толкавшимся тут же возле ворот. Призывно махнул Дунаю, затем спросил у Никиты:
— Лошади у вас есть?
— Нет! Купить еще не успели! — стал оправдываться Кожемяка, но Добрыня властно поднял руку, призывая помолчать.
— Валун, — обернулся Добрыня к воеводе, — обеспечь парней лошадьми, они повезут весточку князю!
Валун мотнул головой.
— Значит, делаем так, — подытожил Добрыня, — если мы с Дунаем так важны для печенегов, то вы нас выдаете. Все внимание этой своры будет обращено на нас с Дунаем. А парни под шумок должны покинуть городище.
— Да… как вы… на такую свору? — замахал руками Валун, так и не сумев подобрать слов.
— А так! — оборвал его Добрыня. — Ваше разгильдяйство сыграет нам на руку. До леса рукой подать, поляна перед городищем вся кустарником заросла, а должна быть чистой! Вырубать кустарники нужно вовремя, покуда всё не заросло! До леса прорвемся, а в лесу печенеги не ратники. Пробьемся! Вы конечно, со своей стороны поможете нам, прикроете с городских стен. Всё поняли? — переспросил Добрыня. — Ну и ладушки! По коням!
Друзьям подвели двух осёдланных жеребцов. Добрыня пробежал по жеребцам глазами и благосклонно кивнул воеводе:
— Добрые кони! Валун, всё готово?
— Да! На стене ждут моего знака!
— Открывай ворота! — скомандовал Добрыня.
Два дюжих ратника с трудом вынули запорный брус. Двое других распахнули одну створку ворот, ровно настолько, чтобы мог протиснутся одинокий всадник.
— Не поминайте лихом! — крикнул Добрыня, пришпоривая Снежка.
Хан Толман сидел в раскинутом специально для него походном шатре, наблюдая через открытый полог за осажденным городищем. Глаза его слипались, он то и дело клевал носом: сказывалась бессонная ночь, проведённая в седле. Наконец, жара и усталость сделали свое дело, и Толман крепко уснул. Неожиданно в его безмятежный сон ворвались свирепые крики, леденящие кровь, истошные визги и улюлюканье. Хан вздрогнул и проснулся. Его несокрушимая армада пришла в движение. Толман быстро оценил обстановку. Двое путников, скорее всего именно те, что были ему так нужны, стремительно двигались в сторону ближайших зарослей. За ними собачьей сворой неслось все войско хана, ведь тому, кто
