случаях формальности.
Препятствия для этого отсутствовали, поэтому вскоре Кэт Райли сделалась Кэт Айвори – именно так она предпочитала называться, словосочетание «миссис Айвори» почему-то нравилось ей меньше.
Причина выяснилась спустя года примерно полтора, когда Джефу понадобилось зайти за одним документом домой в такое время, которое он обычно проводил в конторе. Тут-то и стала понятна неприязнь Кэт к определению «миссис».
К тому моменту она уже бросила работу, предпочтя положение домохозяйки. Вероятно, ей также милее был бы и статус незамужней женщины, однако тогда она лишилась бы и многих преимуществ чисто финансового характера. Так что пришлось Кэт удовлетвориться достигнутым на текущий момент компромиссом, при котором она была несколько ограничена в свободе и должна была ухаживать за мужем, зато, не прилагая для этого особых усилий, имела средства для жизни.
Удовлетворялась Кэт своим положением вдохновенно и с наслаждением. Джеф осознал это, стоило ему отпереть дверь, перешагнуть порог собственного жилища и услышать доносящиеся из супружеской спальни звуки. Источников было два, но действовали они одновременно: первым являлись издающие ритмичный скрип пружины матраса, вторым – горло Кэт, из которого рвались громкие и очень сексуальные стоны. Лишь спустя минуты две ошеломленный Джеф различил также тяжелое, явно мужское дыхание, какое бывает у человека, выполняющего трудоемкую работу.
Сообразив, что происходит в его спальне в его отсутствие, Джеф прислонился спиной к стене и стоял так в каком-то ступоре, со сползшими с носа очками, до тех пор пока в квартире не воцарилась относительная тишина. Посреди нее раздался негромкий мурлычущий, но отчетливый голос Кэт:
– Спасибо, милый, сегодня ты – зверь!
Эта фраза заставила Джефа встрепенуться. Поправив очки, он двинулся по коридору в направлении супружеских апартаментов, и, пока шел, в его словно охваченном пламенем мозгу вертелось: это я сегодня зверь!
– А-а! – гневно крикнул он, ступив на порог спальни. – Вот чем ты тут занимаешься в то время, когда я…
За тот непродолжительный период, пока Джеф произносил эти слова, успело произойти немало событий. Пронзительно взвизгнув, Кэт поскорее натянула на себя простыню. А раскинувшийся рядом с ней «милый» с оттенком недоумения взглянул на Джефа, после чего сначала сел на постели, затем встал и оказался здоровенным детиной с покрытыми темной курчавой порослью бедрами, предплечьями и грудью.
– Это?.. – вопросительно произнес он, переведя взгляд на Кэт и совершенно не стесняясь наготы.
– Муж! – выдавила та.
Детина вновь посмотрел на Джефа, который был как минимум на голову ниже его и гораздо тщедушнее.
– Почему так рано? – В вопросе присутствовали требовательные и недовольные интонации, а в голосе как будто сквозил иностранный акцент.
Не успел Джеф возмутиться, как выяснилось, что незнакомец обращается не к нему. Тот добавил, по- прежнему не глядя на Кэт, но направляя вопрос именно к ней:
– Ты говорила, его до вечера не будет.
– Откуда мне было знать, что он явится?! – буркнула она.
Обиженно засопев, детина принялся натягивать джинсы и рубашку.
– Что ж, в таком случае рандеву окончено. – С этими словами он вразвалочку направился к двери. Проходя мимо машинально шагнувшего в сторону Джефа, небрежно обронил: – Пардон, месье. – И уже в коридоре добавил: – Оревуар!
– Жан! – жалобно пролепетала Кэт.
– Я позвоню, – отозвался тот, удаляясь.
Месье… Пардон… Оревуар… Жан!
Снова француз?! – вспыхнуло в воспаленном мозгу Джефа, и он испытал такое острое чувство унижения, что на миг у него потемнело в глазах.
– Ты дешевая потаскуха! – услышал он затем собственный срывающийся фальцет. – Я развожусь с тобой!
Кэт откинула простыню и встала с кровати.
– Делай что хочешь, надоел… – Она направилась в ванную и, скрываясь за дверью, бросила через плечо: – Но, знай, я буду добиваться алиментов!
– Черта с два ты их получишь! – взвизгнул Джеф, нервно ткнув пальцем в дужку очков.
Две последние фразы и обеспечили появление долгого, изматывающего и утомительного бракоразводного процесса. Суть же всей истории вылилась в горькую фразу, произнесенную Джефом в беседе с приятелем, адвокатом Майклом Теннеси, когда оба сидели за бокалом эля в пабе «Бальзам»:
– И что самое обидное – со мной в постели она никогда так не стонала!
Разумеется, описываемых подробностей Дайан не знала. Ей лишь было известно, что Джеф застал Кэт с любовником, после чего их брак прекратил существование. Вернее, все еще пытался прекратить, потому что процесс развода оказался затяжным. Джеф не мог доказать факт адюльтера, потому что не было свидетелей, видевших Кэт с любовником. А та, пользуясь ситуацией, требовала непомерно больших алиментов, перспектива выплаты которых совершенно не улыбалась Джефу. Так все и тянулось.
И так вышло, что роман Дайан с Шоном протекал на фоне бракоразводных мытарств ее отца, Джефа Айвори. И, конечно, она не могла остаться безучастной к тому, как долго и тяжело все протекало.
В конце концов произошло то, чего не могло не случиться с человеком мыслящим: Дайан начала проводить параллели между историей Джефа и своей собственной.
А стоит ли вообще выходить замуж? Такой вопрос возник у нее после очередной беседы о вяло текущем суде с издерганным Джефом, у которого уже начался нервный тик и подрагивали руки.
Конечно, Шон человек во всех смыслах положительный, имеет частную практику, определенное положение в обществе и все такое… Кроме того, с ним приятно проводить время в постели, но… Это коротенькое словечко то и дело возникало в мозгу Дайан, когда она представляла себе дальнейшую жизнь с Шоном. Внешне все выглядело замечательно, и все же на заднем плане постоянно маячило некое «но».
Наверное, смущало ее то, что она не испытывала к Шону безумной любви.
Познакомились они в частном зубоврачебном кабинете. Дайан была пациентом, Шон Кертон – дантистом. Ей захотелось пройти процедуру шлифовки зубной эмали, и он это обеспечил.
Почему-то подобное общение показалось Дайан очень эротическим. Она сидела в кресле с запрокинутой головой, Шон колдовал над ней, и его близость неожиданно взволновала ее.
Удивленная внезапным и несколько неуместным, учитывая обстоятельства, приливом чувственности, Дайан выбрала минуту, когда Шон – тогда он еще был для нее доктором Кертоном – переместился за чем-то к лотку с инструментами, и присмотрелась к нему.
На нем был светло-зеленый медицинский халат с короткими рукавами. И, наверное, именно длина рукава обусловила то обстоятельство, что прежде всего внимание Дайан обратилось на руки Шона. Обнаженные до локтя, они выглядели очень уверенными и… профессиональными, что ли. Их движения были лаконичны и точны, доведены до автоматизма продолжительной практикой.
Данный факт почему-то тоже показался Дайан волнующим. Когда Шон вновь приблизился к ней, она уже была изрядно взбудоражена. И, вероятно, что-то такое отразилось в ее глазах, потому что, когда их с Шоном взгляды встретились, тот на секунду замер.
Дайан тоже застыла, хотя и до того сидела в кресле без движения. Но сейчас, казалось, даже кровь приостановила бег в ее венах. В эту минуту Дайан наконец рассмотрела лицо Шона. В общем и целом оно выглядело обычным, никакими особенными чертами не обладало, разве что нос был ровным и красивым, из тех, что называют римскими. А еще, конечно, глаза – необычайно выразительные, как, помнится, подумала тогда Дайан.
И не успела подобная мысль промчаться в ее мозгу, как она почувствовала скользящее прикосновение к своей, лежащей на подлокотнике кресла руке. Вздрогнув сильнее, чем можно было ожидать, Дайан опустила взгляд и увидела, что Шон – все еще доктор Кертон, разумеется! – нажал на какую-то кнопку. В следующую минуту изголовье кресла стало медленно заваливаться назад, а подножка, наоборот, поехала вперед,
