'Джеймс!' Мама слегка покраснела. 'Где он этому научился?'
Черити усмехнулась.
'Понятия не имею,' сказала я, стараясь сохранить невозмутимость. Даниэль рассмеялся бы во весь голос, если бы был здесь. Действительно, это не правильно, что его сейчас здесь нет. Королевская индейка была его самым любимым блюдом. Я проверила содержимое горшка, а затем налила себе соуса меньше, чем обычно.
После того, как все закончили, и ушли, я вылила остатки коронного блюда в чашку, для Даниэля. Он заслужил это — особенно, если другие решили проигнорировать ужин. Он прибавил в весе, с тех пор, как я впервые увидела его на прошлой неделе — как беспризорная собака, которая процветает на попечении нового владельца. Он был все еще тонким, но его лицо уже не было таким осунувшимся. Мои пожертвования пищи, должно быть и хорошо, но королевская индейка Мередит Дивайн действительно вершина кулинарного наслаждения.
Я захватила пакет молока, решив сохранить его в качестве сюрприза после нашей вечерней пробежки, и пошла на встречу с Даниэлем.
Я увидела, что ореховое дерево скрипит и качается от ветра, поэтому решила подождать Даниэля в гостиной. Я обосновалась на диване со своим учебником по истории — в конце концов, Даниэль всегда опаздывал- и использовала эту возможность, чтобы сделать домашнюю работу. Но как только я закончила заданные темы на целую неделю вперед, я не смогла встряхнуть ползущее ощущение, что Даниэль не придет — что-то не так.
Дом был тих. Мама и Джеймс легли спать несколько часов назад, папа, наконец, пришел домой и сразу пошел прямо к себе в кабинет, а Черити ушла ночевать к своей подруге, Мими Даттон, которая жила с нами по соседству. Но я не могла больше сконцентрироваться, не с шумом в моей голове, говорящем мне, что даже Даниэль знал бы, что десять часов вечера это слишком поздно, чтобы считать это, как 'после обеда'. Я бы просто назвала это время «ночь», и легла бы спать, если бы не жуткое чувство, которое сопровождало эту мысль.
Я стояла перед окном, когда заметила что-то двигающееся в траве около орехового дерева. Движение повторилось, и подумала, что это, возможно, кошка Даттонсов. Я ненавидела саму мысль, что с кошкой Мими может что-нибудь случиться — как то, что случилось с Маргариткой — поэтому я решила принять меры. Я накинула плед на плечи и вышла наружу.
Я тихонько кралась к дереву, чтобы не спугнуть кошку. Но когда приблизилась к нему, я поняла, что это свернувшаяся масса под деревом была слишком большой, чтобы не быть человеческой.
'Даниэль?'
Он был одет в ту же одежду, что и ранее — темные джинсы цвета индиго и красная рубашка с длинными рукавами, которую я ему дала. Он сидел, прижав колени к своей груди, и обхватив их руками. Даниэль смотрел, не моргая, вперед на свой старый дом.
'Даниэль, что ты делаешь? Я ждала тебя'.
'Я просто смотрю,' сказал он. 'Мне нравится этот дом в синем цвете. Желтый, всегда заставлял меня чувствовать себя подобно гнили внутри'.
'Где твое пальто?' Я дрожала, жалея, что у меня не было своего. На дворе был почти декабрь.
Даниэль не отвечал. Его пристальный взгляд не на секунду не оставлял дом, который когда-то был его. Я села рядом с ним на холодную траву и укрыла частью своего одеяла его ноги.
Даниэль фыркнул. 'Я не могу сделать этого'.
'Что?'
'Это. Любое из этого'. Он глубоко вздохнул, и оперся подбородком об колени. Его силуэт был белым и мягким в лунном свете. 'Я не знаю, как быть с тем, кто я.' Он сжал свой кулон, словно хотел сорвать его. 'Я не хочу быть этим больше'.
'Почему?' Я сопротивлялась желанию коснуться его лица. 'Ты удивительный. Вещи, которые ты можешь делать, это просто нереально. Ты — герой'.
'Нет ничего героического во мне, Грэйс. Ты должна знать это. Твой брат знает. Вот почему он ненавидит меня'. Его руки дрожали, также как тогда, когда он был еще ребенком, я знала, что он был в беде.
'То, чем я являюсь… Это — поэтому меня никто никогда не может любить'.
У меня упало сердце. Я ненавидела видеть его таким. Я повернула свой взор к его дому. Он действительно выглядел лучше теперь. Новые владельцы добавили крыльцо, подняли ставни, и выкрасили в насыщенный синий цвет.
'Это не правда. Твоя мама любит…'
'У меня нет матери'.
'Что?' Я посмотрела на него.
'Та женщина не моя мать,' сказал он сквозь сжатые зубы. Его челюсть напряглась; вены на шеи выпирали. 'Даже она не хотела меня. Она выбрала его вместо меня'.
'Кого?'
'Моего отца'.
'Я думала, что он покинул город, когда шериф забрал тебя'.
Даниэль фыркнул. 'Он недолго прятался. Он начал приходить к нам, как только я переехал в Ок-Парк с матерью. Он все время просил ее принять его обратно. Сначала она сказала ему, чтобы он уходил, потому что ему запретили приближаться ко мне. Но он сказал, что он любит ее, и она поверила ему. Он сказал мне, что это я сделал его сумасшедшим. Я заставил его делать те вещи'. Даниэль провел рукой по голове, словно до сих пор ощущал боль сломанного черепа. 'Однажды ночью я подслушал, как мама говорила с социальным работником. Мама сказала ему, чтобы он приехал, и забрал меня, потому, что она хочет уехать с отцом. Она сказала, что она не хочет меня больше видеть. Она сказала, что я слишком сложный и тяжелый для нее, и она не может продолжать заниматься моим воспитанием'. Даниэль качался вперед и назад, пружиня своей спиной от ствола дерева.
'Даниэль, я не знала'. Я хотела успокоить его. Я положила свою руку ему на грудь и пальцами гладила шею. 'И что ты сделал?'
'Я убежал. Я не хотел возвращаться в приёмную семью.
'Но ты, мог бы вернуться к нам'.
'Нет, я не мог,' сказал он. 'То животное — мой отец — был таким же мерзким, когда приехал, и моя собственная мать предпочла его мне. Вы бы тоже не захотели бы меня. Никто не захотел бы'. Он съежился, еще больше задрожав. 'Никто и никогда'.
'Но, я хочу тебя, Даниэль'. Я провела своими пальцами по его волосам. 'Я всегда хотела тебя'.
Я должна была показать ему, что нуждаюсь в нем. Я должна была что-нибудь сделать. Я наклонила его голову и прижала свои губы к его. Он был словно камень — жесткий и холодный — а я хотела согреть его. Я провела своими губами по его лицу, и снова попробовала поцеловать его, но его губы остались твердыми, и он не отвечал мне на поцелуй. Я нажала сильнее.
Его губы чуть разошлись, растаяв. Он обернул свою руку вокруг моей талии под одеялом, и потянул меня к себе на колени. Его руки ласкали мою спину, по лопаткам. Плед упал на землю. Рука Даниэля мягко перебирала мои волосы. Его губы стали теплыми и настойчивыми. Он крепко прижал меня к своей груди, как будто мы не были и так достаточно близко друг к другу.
В моей жизни уже были неловкие поцелуи с другими парнями, но страсть в поцелуе Даниэля — поиск его губ моих, как будто поиск ответов, которые могли бы спасти его жизнь — было больше, чем я могла себе вообразить. Тени и зимний холод таяли вокруг нас. Я никогда не чувствовала себя настолько окруженной теплотой. Я скользила своими руками по его плечам, затем по его шеи. Мои пальцы запутались в кожаном ремне его кулона. Я наклонила назад свою голову, и он прижался своими губами к моей шеи. Мое сердце отбивало ритм правды, которую я пыталась отрицать — слова, которые я не могла больше сдерживать.
Возможно, это был ответ, который он искал в моем поцелуе.
'Даниэль, я лю…'
'Не делай этого,' прошептал он. Его дыхание обжигало мою шею. 'Не говори это, пожалуйста'.
Но я должна была. Он должен знать, что я чувствую. Мне нужно, чтобы он знал.
