хозяин подождал, пока принесут кофе, и лишь потом приступил к разговору, ради которого мы собрались.
– Дон Пабло рассказал вам о наших намерениях, сеньор Рохилла?
– Иначе я не пришел бы сюда, сеньор.
– Совершенно верно… И какова же ваше мнение?
– Я уже высказал дону Пабло соображения общего характера. Вся история тавромахии доказывает, что возвращение тореро на арену после более или менее длительного отсутствия заканчивается всегда провалом.
– И чем, по-вашему, это объясняется?
– В них уже нет прежнего огня.
– Стало быть, если я правильно вас понял, тореро, сохранивший хорошую физическую форму и не утративший страсти к боям, все-таки может рассчитывать на успех?
– Теоретически — да.
Я говорил прямо противоположное тому, что думал, но так хотелось увидеть Консепсьон!
– Вам известно также, что, по сведениям из Альсиры, Вальдерес скучает по быкам, и притом, как утверждают очевидцы, нисколько не растолстел.
– Согласен, но в конечном счете, пока мы не узнали, что думает он сам, обсуждать этот вопрос бессмысленно.
– Полностью разделяю ваше мнение, сеньор. Именно поэтому я попросил бы вас как можно скорее поехать в Альсиру и выяснить настроения дона Луиса. Если он откажется и вы сочтете, что этот отказ — последнее слово, мы с доном Пабло останемся здесь и не станем показываться. Если же, наоборот, дон Луис примет предложение — дайте нам знать, и мы приедем в Альсиру потолковать о тренировках, программе и, конечно, о… песетах.
– А вы, как я погляжу, очень тщательно разработали свои планы!
– Да, очень… Дон Эстебан, я хочу сообщить вам нечто такое, о чем не говорил еще даже дону Пабло… надеюсь, он не обидится, узнав эту новость одновременно с вами… Я был несметно богат, а теперь мое состояние сильно уменьшилось… так что я хочу поправить дела, и побыстрее!
– Madre de Dios! — простонал Мачасеро.
– Поэтому я ставлю все, что у меня есть, на «воскресение» Валенсийского Чаровника. Если он провалится, я прогорю вместе с ним. Так что можете не сомневаться в моем намерении взяться за дело всерьез. И в первую очередь нужно как можно сильнее разжечь любопытство… Кстати, дон Эстебан, может, вы знаете, живы ли те, кто раньше составлял куадрилью дона Луиса?
– Из тех, кто всегда ездил вместе с доном Луисом и со мной, остались лишь пикадор Рафаэль Алоха и два бандерильеро — Хорхе Гарсия и Мануэль Ламорильо.
– А можно будет их разыскать, если они понадобятся?
– Разумеется… но… зачем?
– Просто я хочу, чтобы дон Луис чувствовал себя поувереннее хотя бы в первое время. Если вы будете его опекать и давать советы, а старые товарищи сочтут возможным выступать вместе с ним, я думаю, дону Луису будет легче воскресить прошлое. Вы согласны со мной?
– Возможно, вы правы…
Рибальта вытащил из кармана бумагу.
– Сегодня пятое марта. Надо, чтобы через восемь дней все было решено. Если дон Луис пойдет нам навстречу, ему необходимо немедленно приниматься за тренировки. Я предполагаю устроить первую корриду в июне, во Франции.
– Выбор удачен, и времени, пожалуй, хватит.
– Затем, в июле, мы договоримся о выступлении в Памплоне. Ставки там будут очень невысокими, но для нас главное — показать достоинства дона Луиса. А кроме того, я полагаю, не следует слишком многого ожидать от первого сезона.
– Тут я с вами совершенно согласен, дон Амадео.
– Если в Памплоне все пройдет так, как нам бы хотелось, следующим номером попробуем выступить на родине дона Луиса, в Валенсии, в конце июля. В августе поедем в Сан-Себастьян — там много иностранцев, а значит, будет хорошая реклама. Затем я попытаюсь организовать бой в Толедо числа пятнадцатого, а двадцать восьмого мы выступим на арене Линареса.
– Нет!
Мачасеро и Рибальта с удивлением воззрились на меня.
– Нет, только не Линарес!
– Объяснитесь, дон Эстебан. Не мне вам говорить, что эта арена очень престижна.
– Для Вальдереса это место проклято!
– Из-за Манолете?
– Нет, из-за Пакито…
Мне пришлось рассказать им печальную историю, положившую конец карьере Валенсийского Чаровника. Оба слушали серьезно и молча, как люди, знающие быков и способные понять чувства матадора. Закончив повествование, я испытывал легкое раздражение против тех, кто вынудил меня еще раз пережить ту кровавую драму, навлекшую на меня гнев Консепсьон. Дон Амадео положил руку мне на плечо.
– Hombre! Я понимаю ваши чувства, но все-таки, по-моему, не стоит поддерживать подобные настроения дона Луиса. Триумф в Линаресе вылечит его. Впрочем, мы поступим так, как он сам пожелает…
В тот вечер, впервые с тех пор как вернулся в Севилью, я вошел в церковь Сан-Лауренцо молить Богоматерь Армагурскую защитить меня от себя самого.
Я хотел приехать в Альсиру вечером, а потому весь день бесцельно бродил по улицам Валенсии. Встретиться с Луисом я рассчитывал как бы случайно. Не зная, как встретит меня Консепсьон, нельзя было не принять все возможные меры предосторожности. После смерти Пакито мы не виделись ни разу. Забыла ли она ребенка, насильно отнятого у матери? Мексиканка предсказала нам смерть в крови и мучениях и не ошиблась. Однако, направляясь в Альсиру, я не подозревал, что готовит нам будущее, и не мог даже предполагать, сколь верным окажется пророчество.
Альсира — очаровательный городок у подножия горы Мурта, жители которой утверждают, будто выращивают лучшие в Испании апельсины. Воздух здесь почти весь год благоухает ароматом цветов и плодов. Ничего не скажешь, Луис сумел выбрать место! Я полагал, что его имение, скорее всего, на склоне горы, среди апельсиновых деревьев. Неподалеку от церкви Святой Каталины, на углу главной улицы города и переулка, где громоздятся одна на другую лавочки торговцев фруктами, есть небольшое кафе «В солнечном саду». По словам Мачасеро, Луис приходит туда выпить рюмочку мансанилы, как только опускаются сумерки. Я устроился в укромном уголке, откуда мог наблюдать за посетителями. Прождав часа два, я уже начал отчаиваться, как вдруг кто-то из сидевших за самым оживленным столиком воскликнул:
– А вот и он!
Даже еще не разглядев лица, я мигом узнал чуть приплясывающую походку, от которой бывшие тореро не могут отделаться до конца своих дней. По мере того как он приближался, сердце мое билось все быстрее. О, конечно, я любил Луиса как брата, но больше всего меня волновала мысль, что он только что расстался с Консепсьон. Когда Луис подошел совсем близко, я не без горечи заметил, что он ничуть не постарел за эти пять лет. Мы были почти ровесники, но по сравнению с Луисом я выглядел стариком. Левантинцы, с их мягкостью и почти женственной грацией, долго остаются молодыми, в то время как мы, цыгане, едва перешагнув за тридцать, все больше напоминаем иссушенные зноем виноградные лозы. Луис уселся за столик, где первыми заметили его появление. Я улыбнулся, подумав, что он и не догадывается о моем присутствии. Он заказал анисовую. Да и голос прежний — тот самый, нежный, ласкающий голос, которым он покорил Консепсьон. И почти сразу, словно нарочно для меня, Луис заговорил о быках. Он обсуждал
