Нет, по нужде не уходят на такое длительное время. Он со вздохом встал с постели. Где, черт возьми, Найрин? Она обещала всегда быть рядом, чтобы он мог взять ее когда захочет и как захочет.
А что сейчас? Где она шлялась посреди ночи?
Она пошла к Питеру – нагая с Питером...
Потаенная мыслишка пробила себе путь и стала осознанной.
С Питером...
Нет!
Он зарычал и стал бить себя в грудь. Гарри чувствовал, что все его тело сводит спазм убийственного желания...
– Нет! – Он был охвачен невыразимой болью – грудь, все тело, сознание... – Найрин!
Она была его женщиной. Она не могла... Она не...
Он должен был увидеть. Потому что она не могла быть там. Она не могла вот так его предать.
И все же противный тонкий голосок в его голове продолжал нашептывать: нагая с Питером, нагая с Питером, она пошла к Питеру. Скорчившись от боли, Гарри натянул штаны и, схватив свечу, дрожа от гнева, направился к спальне сына.
Сколько всяких странных звуков может померещиться человеку в темноте. Гудели насекомые. Жара делала воздух густым и липким, каждое движение требовало усилий.
Свист ли то, пыхтение или шаги?
Он не знал, чудится ли ему все это или нет.
Щелчок, шипение, пыхтение, скрип половиц...
Он уже почти дошел, почти...
Она не может...
Он вошел в комнату, в которой было темно как в склепе. Поднял свечу над кроватью Питера...
Найрин была там, спала, свернувшись калачиком возле Питера, и ладонь ее по-хозяйски накрывала его член. Развратная девка и соблазнитель невинных... Какая возмутительная наглость!
Гарри закричал...
Питер резко проснулся и полез под подушку, но Гарри уже выскочил за дверь. Сын спрыгнул с кровати и бросился за ним.
Выстрел прорезал тишину ночи, и затем глухой звук – как будто что-то тяжелое упало на землю с высоты.
Глава 16
Дейн надо было все восстановить в памяти и связать в одну цепочку: все перипетии судьбы, которые привели се сюда, в Бонтер, в эту постель, где она сейчас лежала, в хозяйскую спальню, спальню жены сына того человека, которого ее отец больше всех ненавидел и презирал, в то время как ее отец готовился связать себя узами брака с развратной и расчетливой приемной дочерью, которая была более чем вдвое моложе его.
Как, как все это связать?
Медленно она сняла с себя все атрибуты Изабель, отложив в сторону свернутые в клубок полоски кожи. Символы власти. Такие мягкие и податливые, когда их носишь на теле. Но хлыст – это тоже полоска кожи, грозное оружие в умелых руках. Стегать хлыстом – не дамское занятие. Всем этим вещам место в амбаре, но не в дамской спальне. Не в комнате леди.
Но она больше не считала себя леди. Дейн была лишь пешкой в игре, которая, если верить мужу, началась еще до ее рождения.
Началась, когда Гарри Темплтон сделал первый шаг в игре и потерпел поражение от соперника, добивавшегося руки женщины, которая могла предложить нечто большее, чем свое тело.
Она вполне могла понять выбор Оливии. Гарри был рискованным человеком – всегда в нем это было, – а ей хотелось стабильности, надежности и спокойствия. А может, Оливия сама была такого склада, что ей нужен был тот, кого она могла сделать своим рабом.
Едва ли Гарри подходил на эту роль.
Поэтому она приняла предложение Вернье Ратледжа, который, как и Гарри, в качестве жениха был малоперспективной партией. Но семья Оливии была не из бедных, и девушка получила в приданое столько средств, что их хватило на покупку изрядного участка земли, впоследствии получившего название Бонтер.
Об этом она знала от отца, когда была еще ребенком. Гарри всегда отзывался о Вернье как о человеке малодостойным. Уже тогда Дейн понимала, что отец считает его своим злейшим врагом.
Гарри рассчитывал на брак с Оливией и, соответственно, на все то имущество, которое могла дать за нее семья.
Так ли это? Стал бы он предлагать руку женщине, рассчитывая только на ее деньги? Как он рассчитывал на то, что отдаст замуж Дейн ради «приобретения» Найрин? Вложение, способное восполнить уходящую с возрастом мужскую силу?
Что он мог чувствовать, когда Оливия отказала ему, приняв предложение его ненавистного соперника?
Желание убить? Отомстить? Или просто обиду из-за предательства? Завидовал ли он Вернье потому, что