Но Англия была ему дороже.
– Расскажите мне о Вэлли, – попросил он и тут же мысленно одернул себя. Черт бы побрал эту Вэлли. Никак не выбросишь ее из головы. Вечное напоминание о плотском.
Но плотское его не касалось. Нет, не касалось. Он, казалось, был изваян из камня, совершенно равнодушный к ее телу. Он задал вопрос с единственной целью скоротать время.
– Что именно вы хотели бы узнать о Вэлли, чего не видели собственными глазами?
– Вы прожили там всю жизнь?
– Всю жизнь.
– Это невероятно.
– А вы попытайтесь представить. Мы… я выросла в месте, где смыслом жизни было все плотское. Для взрослых там не было ничего запретного. В шестнадцать лет девушка становилась женщиной. Приносила свою девственность в жертву сообществу и на благо ему. А потом могла заниматься сексом с кем и когда угодно. В Вэлли не было запретов. Ни для кого. Женщина не могла отказать пожелавшему ее мужчине, так же как мужчина – женщине. Происходящее вокруг возбуждало, вызывало желание.
Она склонила голову и из-под ресниц посмотрела на Чарлза. Его лицо оставалось бесстрастным, чего не скажешь о теле.
Она это видела, чувствовала.
Она потянула свое одеяние, и оно сползло с плеч. Оставалось платье, но избавиться от него не составляло труда.
Она продолжала рассказывать:
– Нас учили возбуждать в мужчинах желание, и мы мечтали скорее повзрослеть, чтобы насладиться их ласками. – Она потянула простыни, и они соскользнули до талии. Легкое платье облегало ее, обрисовывая каждую линию тела, особенно грудь. – Вся жизнь в Вэлли состояла из наслаждений, больше нечем было заняться. – Джорджи встала, и простыни упали к ее ногам. – Со временем мы привыкали к сексу и уже не могли обойтись без него.
Она стянула сапоги, отбросила их в сторону. Спустила с плеч платье, и оно соскользнуло на землю в нескольких дюймах от того места, где лежал Чарлз. На ней осталась только тонкая сорочка.
Джорджи сбросила ее и теперь стояла перед ним совершенно голая.
– Вам следовало подольше хранить в тайне свои намерения, чтобы полностью насладиться плотскими утехами Вэлли. – Она села на него верхом, раскинув ноги, освещаемая пламенем костра. – А может быть, у вас еще более изощренные потребности? Вы отличный самец.
Только мертвый мог ее не пожелать.
– Проклятие… – Он рванулся из сжимавших его ног женщины. – Что вы, черт побери, себе позволяете?!
На мгновение она замерла, потом ответила непринужденно:
– А вы, черт бы вас побрал, что делаете?
Она ведь готова дать ему все. И вопрос о Вэлли он задал не случайно. Он и сам это понимал. И был зол на себя за то, что позволил себе играть в ее игру.
Именно поэтому она и разделась, демонстрируя свое роскошное тело. И он буквально пожирал его глазами, упиваясь исходящим от нее запахом секса.
– Сядьте и прикройтесь.
Но королева подчинялась ему только днем, и то под нажимом.
– Благодарю вас, я сяду, – нежно проворковала Джорджи. – А что касается одежды, то без всех этих многослойных складок так легко и прохладно.
Слава Богу, что они оказались в стороне от дороги и вокруг не было ни души. Не то какой-нибудь путник предложил бы ему царский по щедрости выкуп за эту обнаженную женщину, если бы увидел ее сидящей на нем верхом, пытавшейся сделать его рабом своей сексуальности.
Но ведь и она могла стать его рабой… Он гнал от себя эту крамольную мысль.
– Хватит меня искушать.
– Искушать? Я разделась, потому что мне жарко.
Она видела, что он хочет ее, что дозрел. Чувствовала это каждой клеточкой своего тела.
– Думаю, вы не единственный, кто согласился бы мне помочь добраться до Англии.
Он решил не сдаваться, чего бы это ему ни стоило. А она решила добиться своего.
– Но я могу попытаться найти кого-нибудь в Сефре… Прогуляться там голой. Уверена, желающие найдутся.
– Отвезти вас в Англию за бесплатное удовольствие? Что же! Встаньте завтра обнаженная посреди дороги, ханум. Мужчины будут у ваших ног, ханум, у ваших голых ног. Будут совокупляться с вами прямо на дороге, радуясь, что западная женщина оказалась столь доступной…
– Знаю, что будут, – ответила Джорджи с яростью. – Они, но не вы!
– Совершенно верно, не я. – Он шагнул в темноту, оставив ее одну, охваченную самыми противоречивыми чувствами.
Еще один день. Он не остался равнодушен к ее наготе, как хотел показать. Напротив. Чувствовалось,
