Оглушив парня ударом рукоятки пистолета в висок, он огляделся по сторонам и затащил его глубже в темный переулок.
— А теперь, как бы слушай! — Сынок приставил дуло пистолета к уху Алекса и прошептал: — Как бы, считай себя покойником!
Пеллэм, запыхавшийся от быстрого бега, остановился, прижимаясь к забору из металлической сетки, ограждающему строительную площадку напротив «Иглтона».
О нет, только не это…
От гостиницы ничего не осталось. Сквозь некоторые окна верхних этажей проглядывало небо; буро- серый дым вырывался из остановившегося сердца здания. Пеллэм обратился к проходившему мимо санитару скорой помощи, невысокому, кругленькому мужчине с мокрым от пота закопченным лицом:
— Я ищу одного подростка. Светловолосого. Щуплого. Он находился в гостинице. Его зовут Алекс.
Уставший санитар обернулся:
— Извините, мистер, ничем не могу вам помочь. Я таких не видел. Но у нас восемь ОДН.
Пеллэм непонимающе покачал головой.
— «Обгоревших до неузнаваемости», — объяснил санитар.
Пеллэм бродил по оцепеневшей толпе, расспрашивая о пареньке. Кто-то ответил, что видел, как какой-то молодой парень спускался по пожарной лестнице, но ничего определенного добавить не смог. Другой человек, судя по всему, турист, попросил сфотографировать его на фоне сгоревшей гостиницы и протянул свой фотоаппарат. Молча посмотрев на него, Пеллэм пошел дальше.
У самого пепелища толпа была реже, и Пеллэм буквально столкнулся с брандмейстером Ломаксом. Тот посмотрел на него, не сказав ни слова. И отвернулся к четырем телам, лежащим на земле со скрюченными руками и поджатыми ногами, небрежно прикрытым простынями. Затрещала рация, и Ломакс сказал в микрофон:
— Командир батальона доложил, что надеется полностью ликвидировать возгорание к восемнадцати часам.
— Брандмейстер Ломакс, вас не понял.
Ломакс повторил слова командира батальона, после чего добавил:
— Судя по всему, пожар имеет подозрительное происхождение. Вызываю автобус с криминалистической бригадой.
— Будет сделано.
Ломакс убрал рацию на пояс. И так не отличавшийся особой аккуратностью, сейчас он представлял из себя совсем жуткое зрелище. Промокшая от пота рубашка, вымазанная в саже, порванные брюки. На лбу кровоточащая рана. Натянув резиновые перчатки, Ломакс наклонился и снял простыню, открывая один из ужасных трупов. Пеллэм отвернулся.
Не поднимая головы, Ломакс спокойным голосом произнес:
— Позвольте рассказать вам одну историю, мистер Везунчик.
— Я…
— Несколько лет назад я работал в Бронксе. Там был один ночной клуб на Южном бульваре. Обычный ночной клуб, знаете, что это такое? Место, где можно приятно провести время. Выпить, потанцевать. Он назывался «Счастливая страна». Каждый вечер там собирались человек сто, веселились, отдыхали. В этом районе жили выходцы из Гондураса. Хорошие ребята. Работящие. Ни оружия, ни наркотиков. Простые ребята… хотевшие лишь приятно провести время.
Пеллэм молчал. Его взгляд сам собой опустился на страшную картину обгоревших трупов. Пеллэм хотел отвернуться, но не мог.
— И вот один парень, — продолжал мертвым, безжизненным голосом Ломакс, — он попытался приударить за девчонкой, которая работала в гардеробе, а та дала ему от ворот поворот. Парень напился, вышел на улицу, купил на доллар бензина, вернулся, разлил бензин по коридору, бросил спичку и отправился домой. Да-да, именно так: устроил поджог и отправился домой. Не знаю, посмотреть телевизор. Поужинать. Не знаю.
— Надеюсь, его поймали и отправили в тюрьму, — сказал Пеллэм.
— О да, поймали и отправили. Но дело не в этом. Я хотел вам рассказать про то, что во время того пожара погибли восемьдесят семь человек. По количеству жертв — самый страшный поджог за всю историю Соединенных Штатов. А мне пришлось работать в бригаде опознания. Видите ли, главная проблема заключалась в том, что погибшие танцевали.
— Танцевали?
— Совершенно верно. Женщины оставили сумочки, а мужчины повесили пиджаки с бумажниками на спинки стульев. Поэтому мы не могли определить, кто есть кто. Поэтому мы разложили все трупы и стали думать: «Господи, нельзя же заставить восемьдесят семь семей ходить туда и сюда по этой улице мертвых.» Поэтому мы сфотографировали трупы. По два снимка на каждое тело. И разложили фотографии в альбом, который показывали родственникам. Так вот, именно я листал этот альбом всем матерям, отцам, братьям и сестрам тех, кто в тот вечер был в «Счастливой стране». Я никогда не смогу забыть это.
Закрыв труп простыней, Ломакс посмотрел на Пеллэма.
— И это все сделал один человек. Один человек, купивший на доллар бензин, твою мать. А сейчас я просто хочу предупредить вас о том, что я собираюсь звонить окружному прокурору и просить перевода Этти Вашингтон из отдельного изолятора в общую камеру.
Пеллэм начал было что-то говорить. Но Ломакс, в каждом движении которого сквозила бесконечная усталость, выпрямился и перешел ко второму телу.
— Вашингтон убила того мальчишку, — сказал он. — К настоящему времени в центре предварительного содержания под стражей это уже известно всем. Я даю ей день. В лучшем случае, два.
Присев на корточки, Ломакс снял простыню.
21
Шторы в конторе Бейли были опущены.
Как сначала предположил Пеллэм, наверное, для того, чтобы не пускать в помещение жар улицы. Но затем он понял, что затемнение, вероятно, было устроено по просьбе нервного мужчины, сидевшего напротив адвоката на рахитичном стуле, подавшись вперед. Гость постоянно ерзал на месте, настороженно оглядываясь по сторонам, словно ожидая удара наемного убийцы.
Не обращая внимания на посетителя, Пеллэм сказал адвокату:
— Я разыскал Алекса, но поджигатель меня опередил.
— Пожар гостиницы «Иглтон»? — понимающе кивнул Бейли.
— Да.
— Алекс погиб?
Пеллэм пожал плечами.
— Возможно. А может быть, он просто куда-то скрылся. Не знаю. Несколько тел до сих пор не опознаны.
— О господи! — вставил посетитель.
Пеллэм решил, он вот-вот начнет картинно ломать руки, но только руки его были заняты тем, что судорожно сжимали сиденье стула.
Затем Пеллэм передал адвокату слова Ломакса насчет перевода Этти в общую камеру.
— Только не это! — прошептал Бейли. — Это очень плохо. В общей камере Этти не продержится и часа.
— Черт побери, это же подлый шантаж, — пробормотал Пеллэм. — Вы можете помешать Ломаксу?
— В лучшем случае я смогу лишь оттянуть перевод. Окружной прокурор согласится пойти на все, если
