— Точно. Ты ведь хотел узнать, кто обчистил твою квартиру?
— Я уже знаю. Это сделал пироманьяк. Тот поджигатель. Судя по всему, он случайно попал в кадр, когда я снимал здание на следующий день после пожара.
Попрыгав в девственно новых кроссовках, Рамирес покачал головой.
— Ты неправ, приятель. Абсолютно неправ.
— Здорово, приятель!
— Привет, Исмаил.
Пеллэм остановился перед центром помощи нуждающимся подросткам. Жаркий, пыльный воздух пересекал косой солнечный луч, отразившийся от соседнего здания.
— Что с тобой, парень?
— Да так, ничего, — ответил Пеллэм. — Ты-то как?
— Болтаюсь, сам знаешь. Что там у тебя?
— Подарок.
— Отлично, приятель.
Мальчишка жадно уставился на большой пакет. Пеллэм протянул его. Раскрыв пакет, Исмаил достал баскетбольный мяч.
— Ого, Пеллэм, ну ты чувак! Вот здорово! Эй, братва, смотрите!
К нему подошли двое подростков, чуть постарше. С восхищением осмотрев мяч, они принялись бросать его друг другу.
— Как оно там? — спросил Пеллэм, кивая на дверь подросткового центра.
— Не слишком плохо. Особенно не пристают. Но знаешь, заставляют сидеть и слушать всяких психов, понимаешь, священников и адвокатов. Они говорят всякую чушь. Говорят, говорят, так, что уши начинают вянуть, потом спрашивают о том, в чем сами ни хрена не разбираются. — Мальчишка совсем по-взрослому пожал плечами. — Но, твою мать, такова жизнь, правда?
С этим Пеллэм не стал спорить.
— И еще, приятель, должен тебе сказать, что твоя Кэрол та еще стерва, — прошептал Исмаил, оглядываясь по сторонам. — Держись от нее подальше. Представляешь, она приставала ко мне, почему я сегодня вернулся в три часа ночи. Вывалила на меня кучу дерьма. Но я объяснил этой сучке, куда она должна пойти.
— Неужели?
— Ну да, черт побери… По крайней мере, попытался. Но этой стерве бесполезно что-либо объяснять.
— А действительно, почему ты вернулся в три часа ночи?
— Я просто…
— Просто шатался по улицам.
— В самую точку, Пеллэм. — Исмаил повернулся к своим приятелям. — Братва, пошли постучим мячом.
Мальчишки скрылись в переулке, довольные жизнью, как и все десятилетние подростки в мире.
Пеллэм толкнул скрипящую дверь.
Кэрол, сидевшая за столом, подняла взгляд. Как только она увидела выражение лица Пеллэма, ее улыбка погасла.
— Привет, — сказала Кэрол.
— Здравствуй.
— Извини, что не давала о себе знать, — продолжала она. — Ты, наверное, решил, что я куда-то пропала. Но на нас здесь навалилось столько работы…
Ее слова были свинцово-тяжелыми.
Молчание. В воздухе плавали пылинки. Амебы, выхваченные резким светом.
— Ну хорошо, — наконец снова заговорила Кэрол, — я не перезвонила потому, что испугалась. У меня уже столько времени никого не было. И я не могу похвастаться, что в прошлом мои отношения с мужчинами были безоблачными.
Пеллэм скрестил руки на груди. Посмотрел сверху вниз на кипу бумаг на письменном столе, за которым сидела Кэрол. Какие-то документы, составленные государственными учреждениями, бесконечно заумные и непонятные.
Кэрол откинулась на спинку кресла.
— Но ты пришел не из-за этого, да?
— Да.
— Итак?
— Я просто услышал кое-что любопытное.
— Например?
— В тот день, когда произошел пожар, ты расспрашивала обо мне.
Слухи, которыми полнится улица.
— А ты что думал — красивый парень, ковбойские ботинки. Разумеется, я стала задавать вопросы.
Кэрол деланно рассмеялась. Она рассеянно поднесла руки к жемчужному ожерелью, затем подняла их выше, к очкам, и задвинула их на переносицу.
Пеллэм сказал:
— Ты выяснила, где я живу. И залезла ко мне в квартиру утром того дня, когда я остался у тебя ночевать. Пока я спал в твоей кровати.
Кэрол кивала. Не возражая и не поддакивая, не выражая никаких чувств. Чисто интуитивно. Она оглянулась вокруг. Отложила ручку. Ее лицо затянулось непроницаемой маской, скрывающей мысли.
— Давай поднимемся наверх. Там нам никто не помешает.
Они прошли к лифту. В кабине Кэрол с мрачным видом прислонилась к стенке. Уставившись на пол, она принялась рассеянно смахивать воображаемую пыль, покрывшую решительное латинское слово, обозначающее правду, выведенное на футболке.
Избегая смотреть Пеллэму в глаза, Кэрол болтала ни о чем. Беззаботным тоном она поведала Пеллэму о том, что компания, занимающаяся установкой и обслуживанием лифтов, обещала подарить подростковому центру новый лифт. В кабине будет большая табличка со словами благодарности. Как будто подростки смогут, вняв призыву этой скрытой рекламы, побежать и накупить себе собственные лифты.
— Просто диву даешься, на что только не пойдут люди ради рекламы.
Пеллэм ничего не ответил, и Кэрол умолкла.
Двери открылись, и Кэрол первая пошла по тускло освещенному люминесцентными лампами коридору, выложенному грязными, облупленными плитками.
— Сюда.
Она толкнула дверь, и Пеллэм шагнул внутрь — и только потом понял, что это были не кабинет или кафетерий, а угрюмая кладовка.
Кэрол закрыла дверь. Теперь в ее движениях появилась целеустремленность; глаза стали холодными. Пройдя в глубину помещения, она отодвинула в сторону какие-то коробки. Нагнулась и принялась что-то искать.
— Извини, Пеллэм.
Кэрол умолкла. Перевела дыхание. Пеллэм не видел, что она держит в руке.
Его рука непроизвольно потянулась к «кольту», засунутому сзади аз пояс. Нелепо думать, будто Кэрол может сделать ему что-то плохое. И все же это Адская кухня.
«Человек проходит средь бела дня по уютному скверику мимо жилого дома и любуется цветами, а в следующее мгновение он уже лежит на земле с пулей в ноге или с киркой в затылке.»
И ее глаза… холодные, бледные глаза.
— О, как все это противно, твою мать…
