Часы были очень простые. С белым циферблатом, римскими цифрами и еще несколькими маленькими дисками, один из которых показывал фазы луны, а другой, по свидетельству Дункана, был вечным календарем. В часах также имелся «парашют» — старинная противоударная система. Изобретение Бреге.
— Сколько лет твоим часам? — спросил Винсент.
— Их изготовили в двенадцатом году.
— В двенадцатом? В римские времена?
Дункан улыбнулся:
— Нет, извини. Такова дата на исходном акте о продаже, поэтому я всегда считал ее и датой изготовления. В виду имелся двенадцатый год по календарю Французской революции. После того как пала монархия, республика провозгласила новый календарь, начинавшийся с 1792 года. Вообще-то странная идея. Неделя состояла из десяти дней, в каждом месяце их было по тридцать. Через каждые шесть лет вставлялся дополнительный год, полностью посвященный спорту. По не совсем понятным причинам правительство сочло этот календарь более демократическим и более подходящим для освобождения угнетенных. На самом деле он оказался слишком неуклюжим. Продержался всего четырнадцать лет. Подобно большинству революционных идей. Все они хороши на бумаге, но крайне непрактичны.
Дункан с восхищением разглядывал золотой диск.
— Мне очень нравятся часы той эпохи. В те времена наличие часов наделяло их владельца настоящей силой и могуществом. И совсем немногие могли себе это позволить. Владелец часов был человеком, способным управлять временем. Ты приходил к нему и ждал времени, которое он назначил для встречи. Были изобретены различные цепочки и кармашки, чтобы даже, когда часы не видны, вы могли сразу определить, что у идущего мимо вас господина имеются часы. Часовщики в те времена были настоящими богами. — Дункан помолчал и рассмеялся. — Конечно, в переносном смысле, но до определенной степени дела обстояли именно так, как я говорю.
Винсент удивленно приподнял брови.
— В восемнадцатом веке существовало философское направление, для которого часы служили чем- то вроде главной метафоры. Философы утверждали, что Господь Бог создал механизм Вселенной, завел и запустил его. Некое подобие вечных часов. И Бога даже называли Великим Часовщиком. Можешь мне верить или нет, но у этого философского учения было огромное число последователей. И часовщики для них были чем-то вроде жрецов. — Еще один взгляд на часы, и он убрал их. — Нам пора, — произнес Дункан и кивнул в сторону женщин: — Они скоро уйдут.
Он включил зажигание, просигналил и выехал на проезжую часть, оставив позади жертву, которой очень скоро предстояло отдать свою жизнь одному мужчине и честь — другому. Впрочем, сегодня вечером у них ничего не получится, так как Дункан узнал, что у нее есть муж, работающий в дневную смену и возвращающийся домой между 18.00 и 22.00.
Винсент тяжело дышал, стараясь сдержать голод. Он уже съел целую упаковку чипсов.
— Как ты будешь с ней управляться? — спросил он. — Как будешь ее убивать?
Несколько мгновений Дункан молчал.
— Ты уже задавал мне подобный вопрос. О том, сколько времени умирали две первые жертвы.
Винсент кивнул.
— О, Люси придется умирать очень долго! — Книгу о пытках они потеряли, но Дункану по большому счету она была не нужна, так как практически всю ее он знал наизусть. Теперь он описывал способ, с помощью которого собирался умертвить Люси. Он называл его «водными процедурами». Человека подвешивают так, чтобы ноги у него были подняты, затем заклеивают ему рот и начинают вливать воду в нос. Можно растянуть подобное удовольствие практически до бесконечности, так как время от времени можно давать жертве возможность подышать.
— Я постараюсь сделать так, чтобы она продержалась около получаса. Или даже минут сорок, если смогу.
— Она заслужила такую смерть? — спросил Винсент.
Дункан ответил не сразу.
— Вопрос, который тебя по-настоящему интересует: почему я убиваю именно этих людей.
— Ну, в общем… — Дункан был прав.
— Я ведь тебе никогда не говорил.
— Не говорил.
«Доверие почти так же ценно, как и время…»
Дункан посмотрел на Винсента, а потом снова перевел взгляд на улицу.
— Знаешь ли, мы все находимся на земле определенный период времени. Некоторые проводят здесь всего несколько дней или месяцев. Большинство из нас надеются задержаться тут на годы.
— Верно.
— Так, словно у Бога — или у того, кто его для тебя там заменяет, — есть громадный список всех живущих на Земле. И когда стрелки Божьих часов доходят до определенной точки, для кого-то наступает последнее мгновение. И человек умирает… Как бы то ни было, у меня есть собственный список.
— Из десяти имен.
— Из десяти имен… Единственная разница заключается в том, что у Господа Бога нет особой причины никого убивать. У меня она есть.
Винсент промолчал. На какое-то мгновение он перестал быть Умницей Винсентом и Голодным Винсентом. Он стал обычным Винсентом, слушающим друга, который делится с ним чем-то очень важным для него.
— И вот теперь наконец я могу сообщить тебе эту причину.
И он ее сообщил…
Луна была полосой белого цвета на капоте автомобиля, отражавшейся у нее в глазах.
Амелия Сакс мчалась вдоль Ист-Ривер.
Она чувствовала, как тяжелый груз давит ей на сердце. Психологическое эхо событий нескольких последних дней: связь продажных полицейских с мафией, убравшей Бена Крили и Фрэнка Сарковски; опасность того, что инспектор Флаэрти может в любой момент отобрать у нее дело; слежка за ней Денниса Бейкера и недоверие к ней со стороны начальства; скандал с помощником инспектора Джеффрисом.
Но самым страшным для Амелии стала информация о преступном прошлом отца.
Она думала: какой смысл заниматься такой работой, отдавать ей все силы, душевное спокойствие, рисковать жизнью, если в конце концов она извратит и испоганит все лучшее в тебе?
Амелия разогнала машину до семидесяти миль в час. Мотор выл, словно волк в полночь.
Наверное, не было полисмена лучше, чем ее отец, более твердого, более добросовестного. Но стоит только вспомнить, что с ним произошло… Амелия вдруг поняла, что не должна рассуждать об этом в подобных категориях. С ним ничего не произошло. Продажность была его собственным добровольным выбором.
Она помнила Германа Сакса как спокойного, веселого человека, любившего встречаться с друзьями, смотреть автомобильные гонки, бродить с дочерью по свалкам графства Нассау в поисках карбюраторов, прокладок и выхлопных труб. Теперь-то она понимала, что знакомый ей облик был всего лишь красивым фасадом, за которым скрывалась гораздо более мрачная личность — некто, кого она совершенно не знала.
В душе Амелии Сакс властвовала особая присущая ей неудержимая сила, заставлявшая ее многое подвергать сомнению, докапываться до истоков. И Амелия очень страдала из-за упомянутого качества. Но и вознаграждение за него бывало достаточно велико, когда удавалось спасти невинных или схватить опасного преступника.
Этот внутренний импульс вел ее в одном направлении, а ее отца он же подтолкнул в противоположную сторону.
Автомобиль слегка занесло, но она с легкостью снова взяла его под контроль.
Ну почему, почему, почему?
Амелия понимала, что подобный вопрос бессмыслен. Линкольн Райм всегда подчеркивал, что
