– Ы-ы!!! – взвыл Чадаев, отпрыгивая и дергая штык. – Кто?! А?! Москва, ты, что ли?.. Ой… Уффф…
Держась за сердце, он подошел и сел рядом.
– Курить нет совсем, – сказал он. – Дай, пожалуйста.
– Только «Прима».
– Как будто у кого-то сейчас есть «Космос»…
Я щедро отсыпал ему сигарет.
– Спасибо, – сказал Чадаев. Интонации у него были всхлипывающие. – Покурю тут, ты не против?
Еще бы я был против.
Чадаев курил, плечи его расправлялись на глазах, но временами отважный дед-беспредельщик как-то странно озирался. Наконец, не выдержав, он спросил:
– Тебе не страшно?
Я молчал.
– Ну, луна… – объяснил Чадаев. – И все такое.
– Есть маленько, – признался я.
– Грёбаный Кинг-Конг! – сказал Чадаев.
Мы посмеялись. Чадаев встал, затоптал окурок, поправил штык, повязку на рукаве, пилотку. Душераздирающе вздохнул и сказал:
– Ну, ты держись тут.
И пошел обратно к палаткам.
Его хватило метров на двадцать. Потом я увидел, как Чадаев съеживается. Кладет руку на штык. Начинает гнуть колени. Через несколько секунд он опять бочком-бочком, словно краб, выставивший перед собой клешню, полз к линии палаток, готовый в любую секунду принять бой и умереть героем. Или просто задать стрекача. Как настоящий командир самоходной пушки калибра 203 мм.
Утром многие признались, что в ту ночь отойти от палатки пописать было выше человеческих сил. Пару шагов сделал – и сразу вспомнил, куда и зачем идет Кинг-Конг в полнолуние.
К счастью, назавтра мы уехали.
А то еще пара ночей, и кто его знает, чем бы все кончилось.
В новом, 2005-го года, «Кинг-Конге» акцента на полнолунии нет.
Хорошо-то как!
ГЛАВА 18
Солнечным воскресным днем к казарме, где загнивала и разлагалась Бригада Большой Мощности, подъехала черная «Волга». Из нее вышли два подозрительно ухоженных генерал-майора.
Рядовой боец генерала не боится. Мальчишке-призывнику генерал позволит и простит такое, за что офицеру не сносить головы. А уж наш-то родной генерал Бибко, разгуливавший по полигону в солдатских кирзачах, чтобы щегольские «хромки» попусту не бить… Знатный был полководец. В том смысле, что от него полковники разбегались. Помню, как он при большом стечении народа измерял линейкой расстояние между звездочками на погонах одного капитана. Из УАЗа Бибко высаживался попой вперед, потому что живот застревал в дверном проеме. И честь он отдавал, растопырив пальцы-сардельки. Однако под его руководством все крутилось, вертелось, тужилось, пыжилось и старалось проявить себя наилучшим образом. Разве что «оркестр в количестве трех человек» подкачал. Да еще эти противотанкисты с их манерой стрелять поверх лагеря, когда нормальные люди идут обедать… Но в общем и целом Бригада Большой Мощности претензий к генералитету не имела.
А вот эти генералы одним своим видом предвещали дурное.
У СОЛДАТА ВЫХОДНОЙ
Чем занять солдата в выходной – серьезный аспект боеготовности войск. Если солдата предоставить самому себе, он черт знает чего учудить может. Нажрется, обкурится, повесится, заболеет триппером, застрелится, построит самогонный аппарат, приведет в каптерку бабу, подожжет казарму, утонет, ограбит чайную, отравится консервами, сломает руку (ногу, челюсть, нос, копчик, пишущую машинку, прибор управления огнем, многоцелевой транспортер легко бронированный). Нарисует на заборе двухметровыми буквами слово «хуй». Подерется с русскими, подерется с узбеками, подерется с туркменами, подобьет узбеков подраться с туркменами, пошлет телеграмму академику Сахарову – это я самую малость вспомнил! – да мало ли, что ему в голову придет. Недаром именно воскресным днем состоялся исторический конфликт ББМ и ДШБ, каковую бойню обе стороны еще через три года вспоминали с благоговейным ужасом, передавая леденящие кровь подробности из поколения в поколение.
Солдат и так дурак, а от безделья он дуреет окончательно. «До чего здорово все в армии устроено, – признался мне один сослуживец, весело наглаживая утюгом шинель. – На гражданке я сейчас не знал бы, чем заняться».
Хорошо бы, конечно, солдату выходных не давать вообще. Он на каких-то жалких два года в армию угодил – перетопчется. Собственно, зачем ему выходной? Молодому бойцу все равно старшие призывы расхолаживаться не дают, а у второго года службы каждый день еврейская суббота. Да запретить эти выходные к чертовой матери! И никаких увольнений! От них только алкогольное опьянение, венерические болезни и запрещенная литература вроде журнала «Огонек». А вот поощрение в виде десятидневного отпуска штука полезная. Нет лучшего инструмента шантажа, чем отпуск. Пообещать – и не дать. Или пообещать не дать. Только важно с этим не переусердствовать. Когда военный понимает: отпуска ему не видать ни по какому, – он сразу забивает на службу болт. Прямо начальнику в задницу. Там срывается резьба и потом очень долго болит.
