По-моему, я всячески оттягиваю начало рассказа о том, как два генерала угробили бригаде воскресенье, вам не кажется?
И все-таки солдатский выходной нужен. Ведь это, в первую очередь, выходной офицерского состава. А у строевого офицера, честно говоря, жизнь не сахар. Дайте ему хоть в воскресенье побыть относительно свободным человеком. Ну хотя бы два воскресенья в месяц – дайте!
И дают, куда денешься. Офицеры расползаются по домам. А для солдат и сержантов замполит составляет «план выходного дня». План всегда один и тот же. С утра просмотр телепередачи «В гостях у сказки», то есть «Служу Советскому Союзу». Затем политинформация. Дальше гнусное мероприятие под названием «Спортивный праздник» (в программе забег на три километра, полоса препятствий и еще какая- нибудь утомительная гадость). Обед. После обеда просмотр кинофильма. И наконец-то личное время – до ужина.
На спортивный праздник мы традиционно клали. К замполиту подходил один из неформальных лидеров бригады – мол, товарищ подполковник, идите домой отдыхать, а мы уж как-нибудь сами организуем это дело. «Вы же не побежите, – говорил замполит, – ни трешку, ни полосу препятствий, я знаю, вы будете в футбол играть. А потом нормативы не сдадите». Ему обещали, что все будет в лучшем виде. И замполит исчезал. А иногда не исчезал. Тогда бригада выходила из казармы, якобы на построение, вдруг раздавался вопль «Атас!», сотня военных срывалась с места и бежала врассыпную. Вызывая тихую истерику у соседей, которые тоже хотели бы вести себя так нагло, но не обладали достаточной силой воли и сплоченностью.
Принудить ББМ к неинтересным ей действиям могла только сама ББМ, и то через силу. Казалось, не было на свете такого форс-мажора, который заставил бы бригаду свернуть с накатанной колеи. Но два генерала, зашедшие в казарму теплым солнечным воскресным днем, попробовали сделать это и почти что преуспели.
«Завтра на вашу „площадку“ прибудет с инспекцией министр обороны маршал Язов, – сказали генералы. – В принципе у вас тут все нормально. Но! Бордюрные камни надо перекрасить в уставной серо- стальной цвет. Вот эти щиты наглядной агитации – ликвидировать. Вон ту калитку в заборе снять, чтобы машина проехала. Да, и забор тоже перекрасьте». И укатили.
Дежурный по части, милейший и добрейший майор Крот – тот самый, что потом устроил лежачую забастовку в штабе, – посмотрел на часы. Время было обедать. Лицо у Крота сделалось как у приговоренного к кастрации.
– Это же не наш забор, – сказал помощник дежурного. – Мы за него не отвечаем. Пусть ракетчики красят. Их много.
– Та сторона, что с нашей стороны, это наша сторона… – пробормотал Крот.
Он был заместителем полкана по технической части, и разбирался во всяких тонких материях.
«Площадка» – это огороженная территория, на которой живет несколько частей. Помимо десанта, мы соседствовали с ракетчиками, зенитчиками и еще кем-то. Чтобы вы оценили высочайший уровень организации всего этого, упомяну только один момент. Хотя в двухстах метрах от нашей казармы стояла баня, мыться ББМ ходила через полгорода, на другую площадку, к летчикам. Мы обожали эти еженедельные прогулки, но убей Бог, не могли понять, за что нам такое везенье.
Впрочем, я, кажется, говорил – у нас в парке кто-то забыл танк.
Как именно строились отношения с соседями на высшем уровне, мы не знали, и знать не хотели. Поэтому если Крот сказал, что с нашей стороны забора – наша сторона забора, оставалость только ему поверить и впасть в меланхолию. Бригаду ожидал цирковой аттракцион. В нее должны были вернуться офицеры, выдернутые из-за воскресного обеденного стола.
– Посыльных ко мне, – распорядился Крот, – остальные бегом в столовую. Водитель дежурной машины сразу из столовой в парк, грузить краску. И поешьте как следует, ребята. Возможно, ужинать вам не придется!
Он сел к городскому телефону, снял трубку и поглядел на нее так, будто держал в руке гадюку.
Поели мы как следует. Переоделись в рабочее. Молодежи приказали отдыхать пока. Сняли с петель «калитку» – решетчатые ворота, закрывавшие проем в заборе между нами и ракетчиками. И набросились на щиты наглядной агитации. Разнесли в пух и прах это ржавое железо, только клочья полетели. Подогнали самосвал, зашвырнули в него бетонное основание и остатки рамы. Особенно усердствовал художник Витя, который год назад щиты расписывал. За последнее время он сильно прибавил в технике рисования и давно уже на щиты косился недобрым глазом.
Начали подходить офицеры. Те из них, кто не успел надраться до поросячьего визга, были пьяны в зюзю, дупель, сосиску и прочие интересные места. Наш Минотавр то строил зверские рожи, то хохотал до слез. А в короткие минуты просветления тяжело вздыхал.
Пявился грузовик с бочками уставной серо-стальной краски и охапками половых щеток. В кузове стоял бухой прапорщик Козолуп.
– Да здравствует Советская Армия, гроза капитализма! – орал он. – Ударим покраской заборов по агрессивным проискам блока НАТО! Ура, товарищи!
Старослужащие взяли кисти и начали очень медленно и невероятно тщательно красить бордюрные камни. Понятно было, что до ночи они с задачей справятся, но при этом надорвутся на всю оставшуюся жизнь.
Молодежь похватала щетки, окунула их в бочки и яростно атаковала забор. Энтузиазм подогревался грамотным инструктажем.
– Уясните, что вы сейчас работаете только для себя, – сказал молодым страшный сержант Тхя. – Потому что пока не закончите, спать не ляжете!
Вечерело. Чавкала краска. Мат уже не раздавался – он стоял. Приехал оценить размах бедствия полкан. Из машины не вышел, наверное, трудно ему было. Передал через замполита призыв биться насмерть.
Подполковник Миронов откликнулся на аврал неформально. Позвонил и объяснил, что у него жена неделю не трахана, и если его не перестанут отрывать от дела, он придет и затрахает всю бригаду, а завтра трахнет до кучи самого маршала Язова. А коли вверенный ему пушечный дивизион нуждается, чтобы выкрасить какой-то сраный забор, в мудром руководстве целого подполковника – тогда дивизион придется трахнуть в особо циничной форме… Поэтому командовать фронтом работ первого дивизиона прибыл
