хором: «На фиг такой дембель» – и провожала человека, чуть не плача в три ручья, искренне, от души.
Сейчас повод радостный, деды едва до потолка не прыгают, руку мне жмут, по плечу хлопают.
А я за последние двадцать месяцев привык к обломам и поклялся никогда не обольщаться, ни на что не надеяться, быть морально готовым к увольнению по первому снегу. Поэтому набычился и говорю: ребята, я ведь сам немножко журналист. Мало ли, что вы по радио слышали. Пока не увижу своими глазами газету «Известия», где соответствующее постановление напечатано, извините, не поверю. А окончательно меня убедит только директива Министерства обороны.
Они надулись, обиделись и ушли. Объяснять студентам-черпакам, что с тех причитается. Полбанки с носа, не меньше, а желательно литр.
А я упал на кровать и глаза закрыл. Лежу себе, исполняю обязанности старшины дивизиона. Вернется через пару недель Игорь Галимов, я сдам ему подразделение и тоже в отпуск пойду.
И не надо сбивать меня с толку.
Я единственный в ББМ студент-дед.
Антисоветчик и негодяй, чудом дослужившийся до отпуска. Человек, который твердо знает, что всегда может быть хуже, и ждет, когда оно наступит, это «хуже».
ДЕМБЕЛЬ СТАНОВИТСЯ БЛИЖЕ
Четырьмя неделями позже я опять лежал средь бела дня на кровати, правда, с понижением в должности: Галимов приехал. Сердечно поблагодарил меня за то, что дивизион разучился строиться. То есть, встать в колонну по три ребята могли не хуже прежнего, но команду «строиться в направлении столовой» выполнить не сумели. Сказали: а вот Олег нам говорил «строиться в направлении туда» – и показывал, куда!
Хорошие ребята. Мало того, что мы пережили вместе первую в истории ББМ внезапную учебную тревогу (судя по результатам – и последнюю). Мы еще умудрились никого за три недели не побить, ничего не сломать и ни во что не влипнуть. Я гордился собой и личным составом.
Поэтому, сменив дивизион на батарею, я лег на дно и старался как можно реже всплывать. Дабы не найти приключений и не лишиться случайно отпуска. По счастью, капитан Масякин все еще руководил строительством нового бокса в парке, и поругаться с комбатом я не мог чисто физически. А батарея в количестве шести человек и сама знала, чем ей заняться.
Судьба распорядилась иначе. Постановление Верховного Совета об увольнении в запас студентов все- таки вышло.
– Нет, это не удар армии под дых, – сказал начальник штаба. – Это прямо сапогом по яйцам!
Уходило домой 174 тысячи бойцов, причем девять из десяти – младшие командиры. Сержанты и старшины.
– Делать нечего, – решил полкан, ознакомившись с директивой Министерства обороны. – Приказ есть приказ. Мы должны уволить студентов двумя партиями, в августе половину и половину в сентябре. Значит, будет так. Первая партия уходит тридцатого августа, а вторая – тридцатого сентября!
Произнеся эти исторические слова, полкан вышел из своего кабинета и покинул город Белая Церковь. Отправился наконец-то на повышение в округ. Взамен нам прислали… То, что прислали. Оно долго не понимало, куда попало, и с кем имеет дело. Даже угрожало некоторым, и мне в том числе, страшными карами. А потом оно учинило внезапную тревогу. И сразу осознало, какой страшный зверь ББМ. С каким большущим прибором. Один лишь третий самоходно-минометный дивизион сработал четко. Мы той ночью стояли в наряде и просто не могли протормозить так лихо, как остальные. И хотя нового командира сильно удивили мои тапочки, он, тем не менее, сообразил, на кого тут не стоит попусту гавкать. Так я отпуск и заработал.
Тем временем «строевая часть» бригады начала рассылку запросов по ВУЗам – правда ли, что такой-то числится у вас студентом? Я как раз дежурил по штабу и мне удалось подержать в руках несколько конвертов перед отправкой.
На одном я прочел в адресной строке: «Свердловский педагогический университет».
На другом: «Московский Государственный Институт».
Поскольку второй конверт отправлялся по мою душу, пришлось звонить родителям и просить взять на журфаке справку, что я действительно студент.
А то мало ли, чего напишут в ответ из Московского Государственного Института. Вдруг еще матом пошлют.
Минотавр вызвал меня и сказал:
– Я тут подумал и решил. Зачем тебе отпуск теперь? Еще мне возиться с документами на тебя, ставить какого-нибудь раздолбая на замену, потом ты вернешься и тут же уйдешь… Наплюй ты на этот отпуск. Зато уволишься в первую партию. Ага?
Я состроил недовольную мину. Досрочное увольнение ломало все мои планы. Уйти в сентябре – пожалуйста. Но из-за дембеля в августе я не смог бы поехать на полигон. А полигон, ребята, это у-у… Я мечтал о нем полгода, с прошлого раза. Полигон это лучшее, что есть в самоходной артиллерии. Только на стрельбах в нашей службе появляется смысл. И смысла этого – черпай полной ложкой. Гусеницы, броня, стволы, все наконец-то приходит в движение. Столбы разрывов на горизонте. Завывание лазерного дальномера. Громкий мат в эфире. Свист пролетающих над головой снарядов. Атомная мина в оружейной комнате… И бескрайний Днепр под боком, чудный в любую погоду.
– Знаю, ты очень хотел на полигон, – сказал Минотавр. – Но тогда вместо тебя придется оставить здесь другого сержанта. Того, кто примет дивизион в сентябре, когда Галимов уйдет. И как он будет руководить, если не работал на полигоне со всеми? Будь человеком. Ты ведь не хочешь, чтобы ваши с Тхя усилия пошли прахом.
Этими словами он меня купил. А вы, небось, решили, что Минотавр был дураком? Нет, он просто был иногда Минотавром.
– Значит, мы возились не впустую и сделали нечто толковое из третьего дивизиона? – спросил я.
