Когда Вову Морковкина на сборе решили назначить главным голубеводом класса, Пашка Туманов кричал и бесновался.
— Долой Морковкина! — вопил он, размахивая руками. — У него ничего не выйдет!
— А почему не выйдет? — кричали ребята, предложившие Вовкину кандидатуру.
— А потому, что он свистеть не умеет! И мама у него всех голубей перережет.
— Нет, она не перережет, — чуть не плача, говорил Вова. — Она крови боится.
— А они у вас в комнате всю посуду перебьют!
— А я посуду уберу, — не сдавался Вова, — и голубятню сделаю!
Ему очень хотелось оправдать доверие класса. Это было первое общественное поручение.
В общем так или иначе, а кандидатуру Морковкина класс все же отстоял. Вова должен был первым в классе начать гонять голубей, приобрести в этом деле опыт, а затем этот опыт распространить среди своих соучеников.
На следующий день на покупку «опытной пары» голубей в классе было собрано с каждого по пятидесяти копеек, и Вова, громыхая карманами, набитыми мелочью, пошел после уроков к себе домой осваивать новый вид спорта.
Для начала Вова решил узнать, а почему обыкновенный голубь называется голубем мира. Он залез в папин шкаф с книгами и в энциклопедии нашел удивительное объяснение. Когда древний бог войны Марс однажды отправился в поход, он не мог надеть свой шлем, потому что голубка свила в нем гнездо. И Марс не пошел в поход. И войны не было.
Подведя такую теоретическую базу на случай атак со стороны мамы, Вова перевел всю денежную мелочь в бумажные знаки, а затем принялся учиться настоящему свисту. Он засовывал четыре пальца в рот и рывками выдувал из себя воздух. Однако изо рта вырывалось гусиное шипение. Тогда Вова перешел на два пальца и стал то закладывать между зубов язык, то вытягивать губы. Но и тут ничего не получалось. Мечталось об одном — свистеть через выбитый зуб. Но, к сожалению, такового во рту не оказалось.
Впрочем, однажды в воскресенье, промучившись целое утро, Вова так оглушительно свистнул в два пальца, что из кухни прибежала мама.
— Вова, что ты делаешь? — закричала она. — Это безобразие!
— Нет, это не безобразие, — радостно ответил Вова, — а общественное задание. — И еще раз свистнул.
— Общественное задание?! — удивилась мама. — А может быть, ты еще и голубей будешь гонять?
— Вот то-то и оно! — сказал Вова. — Мне надо завести самца и самочку.
— Боже, что он говорит! — воскликнула мама и позвала из другой комнаты папу.
Когда в столовой появился папа, мама буквально засыпала его словами:
— Вот посмотри, плоды твоего воспитания! Вчера он бегал босиком по двору, а сегодня он уже о голубях думает. Ты слышал, как он свистит?
— Слышал, — ответил папа.
— И не обратил внимания?
— А что же тут такого? Все мальчишки умеют свистеть.
— Но ведь он же себе губы разрывает! Посмотри на его рот — весь красный! А теперь он еще хочет купить голубей.
— Подожди, Верочка, не шуми, — сказал папа. — Ну и пускай покупает. Голубь — благородная птица.
— Когда Марс, бог войны, отправился в поход, — начал объяснять Вова, — то он…
— При чем тут марсиане? — перебила его мама. — Никаких голубей! Вова, ты понял меня? Никаких голубей! Не хватало, чтобы ты еще шею сломал.
— Мам, я не упаду с крыши, — заныл Вова. — И я себе свистульку куплю вместо пальцев.
Он посмотрел с мольбой на папу: дескать, спасай. Но тот, видно, чтобы не подрывать мамин авторитет, махнул рукой и вышел из комнаты.
У Вовы от горя разрывалось сердце. Если мама и папа против голубей, значит, не видать ему этих птиц. Но как же быть? Ведь Вова не о себе заботился, а обо всем классе. И что же, выходит, значит, Пашка прав, когда кричал: «Долой Морковкина!»? Дудки ему — прав!
И тут Вова решил сесть на трамвай и поехать на птичий рынок.
…Рынок начинался еще задолго до входа на большую асфальтированную площадь с крытыми прилавками. Здесь были согни людей с голубями, щенками, котятами, кроликами, гусями. Щенки и котята выглядывали из-под воротников рубах, пальто, телогреек. Гуси крякали в мешках. Кролики сидели в корзинах. Какой-то дядька водил за собой на веревочке здоровенного серебристого петуха, который время от времени с криком «кукареку» кидался на прохожих. Те со смехом разбегались по сторонам.
Вова разевал рот от удивления. Он не знал, никогда не думал, что в Москве живет столько любителей птиц, рыб и животных.
В ряду кормов для рыб продавалась сушеная дафния и циклопы. В больших консервных банках копошились красные червячки длиной с граммофонную иголку. На развернутых газетках в черной земле извивались белые червячки. Продавец брал их щепотками и укладывал в специальную мерку — пустой спичечный коробок.
— Бери за рупь, — предложил продавец Вове червей. — Самая что ни на есть ихняя еда, вроде ветчины.
— Кому элодею и папоротник? Кому элодею и папоротник? — басил высокий гражданин, держа в одной руке банку с зелеными растениями, а в другой — медицинский пинцет.
За стеклянной банкой в воде растения казались большими, широколистыми, а вынимали их оттуда — они становились тощими и жалкими.
Тут же за прилавками лежали и речной песок цвета яичного желтка, и надутые футбольные камеры, служащие для вдувания воздуха в аквариум, и электрический воздушный компрессор.
А в «птичьем» ряду верещали щеглы, синицы, канарейки, ярко-голубые, с зелеными переливами попугайчики. Вова думал, что они заморские, откуда-нибудь из Чили или с Суматры, но оказалось, что их выводят в Москве.
Но самым большим рядом был голубиный. Продавцы держали голубей и в плетеных корзинах, и в металлических клетках, которые могли складываться в чемоданы. Сидели голуби целыми стаями. «Дутыши», «пегарьки», «воротникастые», «немцы», «почтари» — всех цветов, раскрасок и оттенков — спокойно ворковали и поклевывали зерно. Покупатели для чего-то расправляли им крылья, дули под хвост, раскрывали клювики.
Вова с интересом прислушивался к «ученым» разговорам. Оказалось, что голубь ценится по головке и «платью», то есть по оперению. Лучший голубь — это «немец», и стоит он до трехсот рублей. Эти голуби летают со скоростью экспресса и безошибочно находят свой дом. А «турманы» — это такие голуби, которые могут кувыркаться в воздухе через голову.
Рябоватый парень, у которого голуби торчали из всех карманов, из-за пазухи и голенищ широких сапог, уговорил Вову купить за двадцатку «понятых» — самца и самочку.
— Мечта, а не птица! — сказал он. — Купишь — весь век благодарить будешь. Они тебе в месяц по два яичка приносить будут. Ты их что, для продажи будешь разводить?
— Нет, — ответил Вова. — Как птицу дружбы…
— А-а, ясно… для политики, значит! Во, во! Они самые подходящие… Ну, бери тогда с корзинкой. Отдаю бесплатно!
Когда Вова подъехал на трамвае к дому, в квартиру к себе он идти побоялся. Там опять будет скандал.
Но куда же их все-таки девать?
В подвал отнести — не годится, голубям нужен свет. А что, если на чердак?
И Вова с корзинкой, осторожно переставляя ее со ступеньки на ступеньку, полез по пожарной лестнице на пятый этаж.
— Эй, Морковкин, ты куда? — услышал он за спиной голос Пашки Туманова. — Лунатиком
