– Хорошо. Когда начнем? – несмело сказал он.
Но Питер прервал его:
– Покажите мне вашу руку. – Он взял Бартона за запястье и внимательно изучил его ладонь. Потом вдруг отпрянул, лицо его побледнело. – Вы лжете! Вы ничего не знаете, вообще ничего!
– Конечно, не знаю, – заверил его Бартон.
Однако прозвучало это неубедительно. Удивление и страх мальчика сменились явной враждебностью. Питер повернулся и открыл дверь в коридор.
– Ничего вы не знаете, – повторил он со злостью и презрением. Потом помолчал и добавил: – А я кое- что знаю.
– Что именно? – бросил Бартон. Он шел ва-банк, отступать было уже поздно.
– Такое, чего не знаете вы, – сказал мальчик.
Загадочная, таинственная улыбка появилась на его лице, оно вдруг сделалось хитрым.
– Что же? – хрипло повторил Бартон. – Что знаешь ты и чего не знаю я?
Ответом было не то, чего он ждал. Дверь с грохотом захлопнулась, послышались удаляющиеся шаги мальчика. Бартон стоял неподвижно, вслушиваясь в стук каблуков по истертым ступеням.
Мальчик выбежал на веранду и, оказавшись под окном Бартона, приложил руки ко рту и крикнул изо всех сил. С губ его сорвался приглушенный, слабый, но пронзительный возглас, отдавшийся в ушах Бартона каким-то диким эхом:
– Я знаю, кто вы. Кто вы на самом деле.
Глава 4
Уверенный, что чужак не идет за ним, и довольный эффектом, который вызвали его слова, Питер Триллинг прошел между кучами щебня за домом. Он миновал хлев, открыл ворота, ведущие в поле, потом старательно закрыл их за собой и направился к сеновалу.
Там пахло сеном и навозом. Питер осторожно поднялся по лестнице, не упуская из виду входа, ярко освещенного солнечными лучами. Он испытывал легкое беспокойство – чужак мог все-таки пойти за ним.
Оказавшись на чердаке, он удобно устроился в нужном месте и стал ждать, затаив дыхание и вспоминая недавние события.
Он совершил ошибку, фатальную ошибку: чужак многое узнал от него, а сам он не узнал ничего. Ну, честно говоря, человек этот узнал не так уж и много, утешил себя Питер. Его можно было в некотором смысле назвать загадкой. Нужно соблюдать осторожность, следить за каждым его шагом и не поступать опрометчиво. Этот человек еще может пригодиться.
Питер встал и снял лампу, висевшую на ржавом гвозде над самой его головой, там, где перекрещивались две мощные балки. Ее желтый свет разогнал царящий на чердаке мрак.
Вокруг все было точно так, как он оставил в последний раз; никто и никогда сюда не приходит. Усевшись на сене и поставив лампу рядом, Питер осторожно поднял первую клетку.
Маленькие красные глаза крысы сверкнули из густой спутанной шерсти. Крыса шевельнулась и отошла в глубь клетки, когда Питер отодвинул дверцу и потянулся за ней.
– Иди сюда, – прошептал он, – не бойся.
Он взял крысу, поднял ее дрожащее тельце и погладил. Длинные усы зашевелились, а подвижный носик обнюхал пальцы и рукав рубашки Питера.
– Есть еще рано, – сказал мальчик крысе. – Я хочу только взглянуть, хорошо ли ты подросла.
Он запихнул крысу обратно в клетку и закрыл проволочную дверцу. Потом осветил следующие клетки, скрывающие внутри снующие серые силуэты с красными глазами и чуткими носами. Все были на месте, в отличном состоянии – сытые и здоровые. Клетки стояли друг на друге в несколько рядов.
Выпрямившись, он оглядел банки с пауками, ровными рядами стоящие на полках. Внутри банки густо покрывала паутина, похожая на спутанные старушечьи волосы. Пауки из-за жары двигались медленно – жирные блестящие шарики. Питер сунул руку в коробку с бабочками, вынул горсть мертвых насекомых и бросил понемногу в каждую банку, следя, чтобы ни один паук не удрал.
Все шло как надо. Он погасил лампу, повесил ее на место и некоторое время стоял неподвижно, наблюдая за входом в сарай. Затем спустился по лестнице вниз.
Взяв из мастерской щипцы, он занялся серпентарием. Для первого раза все шло нормально. Потом, набравшись опыта, он сделает это гораздо быстрее.
Измерив каркас, он определил размеры стекла. Где бы найти никому не нужное окно? Может, взять в коптильне? Ею не пользовались с прошлой весны, когда начала протекать крыша. Он отложил карандаш, взял складной метр и вышел из сарая на двор, залитый ослепительным солнечным светом.
Когда он бежал через поле, сердце его бухало от волнения. Пока все шло как задумано: Питер постоянно добивался превосходства. Чужак мог все испортить, и Питер хотел убедиться, что его не направили по ложному пути. Пока он не понимал смысла появления этого человека и вообще мало знал.
Что он делает в Миллгейте? Наверняка этому есть какая-то причина. Тэд Бартон… нужно им заняться. Если потребуется, его можно будет нейтрализовать. А может, удастся направить его на…
Что-то зажужжало. Питер вскрикнул и метнулся в сторону. Невыносимая боль пронзила шею и плечо, мальчик катался по разогретой траве, крича и размахивая руками. Его охватил панический страх, охотнее всего он зарылся бы в землю.
Жужжание смолкло, остался только свист ветра. Он был один.
Дрожа от страха, Питер медленно поднял голову и неуверенно открыл глаза. Шея и плечо горели: его ужалили в двух местах.
Слава богу, они действовали в одиночку, а не организованно…
Питер встал, пошатываясь. Как он мог так глупо выскочить на открытое пространство! А если бы до него добрался весь рой?
Забыв о стекле, он вернулся в сарай. Это явное предупреждение, и в следующий раз все может оказаться гораздо сложнее. Ему не удалось убить их, обе улетели и теперь передадут новость, так что у этой будет повод для радости.
Да, он добивался превосходства, но не чувствовал себя в безопасности. Пока не чувствовал. Следовало соблюдать осторожность, чтобы не потерять в одну минуту все обретенное. Причем по собственной вине.
Но что хуже всего – он толкнул Чаши Весов, загремевшие, словно падающие костяшки домино. Все было так тесно связано…
Питер огляделся: надо было найти грязь и замазать ею укусы.
– Что случилось, мистер Бартон? – услышал он веселый голос над ухом. – Гайморит? Большинство людей, держащихся вот этак за нос, жалуются на гайморит.
Бартон выпрямился – он почти заснул над тарелкой. Его кофе остыл и помутнел, а картофель подсох и покрылся твердой коркой.
– Что вы сказали? – пробормотал он.
Мужчина, сидевший рядом, отодвинул стул и вытер губы салфеткой. Был он средних лет, полноват и хорошо одет: костюм в мелкую полоску, белая рубашка, на шее элегантный галстук, а на жирном белом пальце – массивный перстень.
– Меня зовут Мид, Эрнст Мид. Все дело в том, как вы держали голову. – Он улыбнулся, показав золотые зубы. – Я врач. Вам нездоровится?
– Я просто устал, – ответил Бартон.
– Вы приехали недавно? Это хорошее место. Я иногда обедаю здесь, когда не хочется готовить самому. Миссис Триллинг любезно соглашается обслуживать и меня. Правда, миссис Триллинг?
Женщина кивнула. Лицо ее было уже не таким опухшим: в сумерках цветочная пыльца разносится не так далеко. Большинство обитателей пансионата перебрались на защищенную сеткой веранду, чтобы немного посидеть в прохладной темноте перед сном.
– Что привело вас в Миллгейт, мистер Бартон? – вежливо спросил врач. Он запустил руку в карман плаща и достал коричневую сигару. – Сюда мало кто приезжает. Вообще-то, это странно. Когда-то здесь было оживленное движение, но с некоторых пор все прекратилось. Пожалуй, вы первый человек,
