проведенного сегодня Уэстом.
— Пока никаких результатов. Старик знает до последней запятой все сражения войны — и мы их все проиграли. — Ивлин устало провела рукой по лбу. — То есть, лучше сказать, мы их все проиграем. — Негнущимися пальцами она собрала со стола кофейные чашки. — Хотите еще кофе?
Поглощенный своими мыслями, Паттерсон не слушал. Он подошел к окну, раздвинул шторы и стоял, глядя наружу, пока Ивлин не вернулась в гостиную с двумя чашками крепкого горячего кофе.
— Вы не видели, как Ганнет убил эту девушку, — не оборачиваясь, сказал Паттерсон.
— Какую девушку? Утколапую? — Ивлин положила в свою чашку сахар и сливки, размешала ложечкой. — Она же собиралась вас убить. А тогда В-Стивенс смылся бы сразу в «Кока-Кола» — и началась бы война. — Она нетерпеливо пододвинула к Паттерсону его чашку. — Как бы то ни было, без нас ее все равно бы убили.
— Знаю, — кивнул Паттерсон. — Именно это и не дает мне покоя. — Он машинально взял чашку и сделал глоток, не чувствуя вкуса. — Какой был смысл спасать ее от погромщиков? Все это — работа Ганнета. Мы все работаем на Ганнета.
— Ну и что?
— Вы же сами знаете, в какие игры он играет.
— Я просто стараюсь быть разумной, — пожала плечами Ивлин. — Я не хочу уничтожения Земли. И Ганнет тоже не хочет — он хочет избежать этой войны.
— Несколько дней назад он хотел начать войну. Когда считал, что мы ее выиграем.
— Ну конечно, — резко хохотнула Ивлин, — а кому же нужна заранее проигранная война? Это просто бессмысленно.
— А теперь Ганнет будет сдерживать войну, — задумчиво согласился Паттерсон. — Он позволит колонизованным планетам получить независимость. Он признает «Кока-Кола». Он уничтожит Дэвида Ангера и всех, кому известна эта история. Он примет позу добродетельного борца за мир.
— Конечно. Он уже составляет планы полета на Венеру, со всеми театральными эффектами. Переговоры с руководителями «Кока-Кола», в последнюю минуту, когда останется еще возможность предотвратить войну. Он нажмет на членов Директората, заставит их позволить Марсу и Венере отделиться. Он станет героем всей Солнечной системы, его будут носить на руках. А что, разве лучше, если вместо этого уничтожат Землю, а заодно с ней — и всю нашу расу?
— Так, значит, вся эта огромная машина разворачивается на сто восемьдесят градусов и с тем же ревом устремляется против войны? — Губы Паттерсона изогнулись в трагической усмешке. — Мир и компромисс — вместо ненависти и разрушительного насилия.
Присев на подлокотник кресла, Ивлин быстро подсчитала что-то в уме.
— А сколько лет было Дэвиду Ангеру, когда он записался в армию?
— Пятнадцать, то ли шестнадцать.
— А ведь человек получает свой номер именно в тот момент, когда записывается на армейскую службу?
— Ну да. А что такое?
— Возможно, я что-то путаю, но у меня получается… — Она подняла глаза на Паттерсона. — Ангер должен получить свой билет в самом ближайшем будущем. Запись добровольцев идет очень быстро, так что очень скоро дойдет и до этого номера.
На лице Паттерсона появилось странное выражение.
— Да, Ангер уже где-то живет… Такой себе пятнадцатилетний мальчишка. Ангер-подросток и Ангер- дряхлый, еле живой ветеран войны. И оба они живут одновременно.
— Дикость какая-то, — зябко поежилась Ивлин. — А если они вдруг встретятся? Они же друг друга даже не поймут.
Паттерсон буквально видел этого, другого Дэвида Ангера. Пятнадцатилетний мальчишка с горящими от восторга глазами. Рвущийся в бой, готовый направо и налево крушить утколапых и ворон. Убивать их со всем идеалистическим энтузиазмом юности. В этот самый момент Ангер неизбежно, неотвратимо двигается к офицеру, записывающему добровольцев… а полуслепой, изуродованный старик восьмидесяти девяти лет — большая часть жизни которого прошла в лишениях, крови и ужасе — неуверенно плетется из своей больничной палаты на парковую скамейку. Сжимая алюминиевую трость, жалким хриплым голосом сотый раз пересказывает свои истории каждому согласному их слушать.
— Нужно проследить за этим, — сказал Паттерсон. — Попросите кого-нибудь из военного министерства, чтобы нам сообщили, когда придет этот номер. Когда Ангер завербуется и получит его.
— Хорошая мысль, — кивнула Ивлин. — Стоило бы еще попросить департамент народонаселения провести проверку списков. Возможно, удастся найти…
Фраза прервалась на полуслове.
Дверь бесшумно распахнулась, на пороге стоял Ле Марр; попав после яркого наружного освещения в полумрак гостиной, англичанин моргал и щурился. Тяжело дыша, он прошел в комнату.
— Вэйчел, мне надо с вами поговорить.
— В чем дело? — резко спросил Паттерсон. — Что происходит?
— Он все узнал. — Ле Марр бросил на Ивлин взгляд, полный ненависти. — Я знал, что так и будет. Как только материал проанализируют и запишут на пленку…
— Ганнет? — По позвоночнику Паттерсона пробежал смертельный холодок. — Что узнал Ганнет?
— Критический момент. Старик бормочет что-то про конвой из пяти кораблей. Топливо для вороньего флота. Двигался к району боевых действий без всякой охраны. Ангер говорит, что наши наблюдатели и разведчики его прошляпили. — Частое дыхание с хрипом вырывалось из горла Ле Марра. — Он говорит, если бы знать заранее…
Сделав огромное усилие, Ле Марр взял себя в руки.
— Тогда мы могли бы уничтожить этот конвой.
— Понятно, — медленно кивнул Паттерсон. — И сдвинуть чашу весов в свою пользу.
— Если Уэст сумеет вспомнить и нарисовать маршрут этого конвоя, — закончил Ле Марр, — Земля выиграет войну. А это значит, что Ганнет ее начнет — как только получит точную информацию.
В-Стивенс ссутулился на прикрученной к полу скамейке, служившей в палате психического отделения больницы одновременно и стулом, и столом, и кроватью. С темно-зеленых губ свисала сигарета. Голые стены квадратной, совершенно пустой комнаты отливали тусклым блеском. Время от времени В-Стивенс бросал взгляд на ручные часы, а затем снова уходил в созерцание странного предмета, ползавшего вокруг запора входной двери.
Предмет двигался медленно и предельно осторожно. Вот уже двадцать четыре часа подряд он исследовал этот запор. Массивную пластину прочно удерживало на месте магнитное поле; предмет нашел силовые кабели, подводившие электричество, нашел он и входы, где эти кабели присоединялись к электромагниту двери. Весь последний час предмет вспарывал толстую рексероидную обшивку, теперь до входов оставалось не больше дюйма. Этим почти разумным предметом была хирургическая рука В-Стивенса, высокоточный полуавтономный робот, в обычное время постоянно прикрепленный к его правой кисти.
Но сейчас робот двигался совершенно самостоятельно; хозяин отстегнул его и направил на поиски выхода. Четыре металлические пальца отчаянно цеплялись за гладкую поверхность стены, а режущий большой трудолюбиво вгрызался все глубже и глубже. После такой грубой работы эту хирургическую руку вряд ли можно будет использовать за операционным столом, но В-Стивенс не очень беспокоился; в любом венерианском магазине можно без труда купить новую.
Металлический большой палец добрался до положительного входа и выжидательно замер. Остальные пальцы оторвались от поверхности стены и какое-то время колебались в воздухе, как усики насекомого; затем они, один за другим, погрузились в прорезанную щель и стали нащупывать отрицательный выход.
Полыхнула ослепительная вспышка, из щели повалил белый едкий дым, и тут же раздался резкий хлопок, вроде звука открываемой бутылки. Внешне с запором ничего не произошло, однако рука упала на пол, считая, очевидно, свою задачу выполненной. В-Стивенс потушил сигарету, неторопливо встал, подошел к двери и подобрал свою механическую помощницу.
Когда рука была пристегнута и снова превратилась в составную часть нейромышечной системы В-
