изготовивших эту безделушку. Достойно порицания мое собственное неуемное нетерпение. Понимания нельзя достичь принуждением.
Он сосчитал до десяти, медленно, громко, затем резко вскочил на ноги.
— Проклятая глупость, — раздраженно произнес Тагоми.
Туман прояснился.
Он осторожно осмотрелся. Расплывчатость, как будто, прошла. Только теперь он по достоинству ценит слова Святого Павла в своем послании к коринфянам о том, что мы смотрим как бы сквозь тусклое стекло. Это не метафора, это проницательный намек на свойственное нам искажение зрения. Астигматизм изначально нам присущ; наше пространство и наше время — это творения нашего собственного душевного мира, и они частенько нас подводят — сродни острому воспалению среднего уха.
Время от времени нас куда-то странным образом кренит, нарушается чувство равновесия.
Он снова опустился на скамью, спрятал серебряную безделицу в карман пальто и так сидел с портфелем на коленях. Что я должен сделать теперь, решил он, пойти и проверить это чудовищное сооружение — как его назвал тот человек — портовый путепровод. Просматривается ли оно все еще?
Но ведь ему боязно это сделать.
Ведь я, подумал он, не могу же так просто сидеть здесь. Мне ведь надо и мешок тащить, как говорит старинная американская народная пословица. Обязанности, которые надо выполнять.
Положение весьма затруднительное.
По дорожке шумно пробежали вприпрыжку два маленьких китайчонка. Стайка голубей вспорхнула из- под их ног. Мальчики приостановились.
— Эй, молодые люди, — окликнул их Тагоми и стал рыться в кармане. — Подойдите сюда.
Мальчишки осторожно подошли к нему.
— Вот десять центов, — Тагоми швырнул им монету, которую они стали вырывать друг у друга. — Спуститесь-ка к Кэрни-стрит и гляньте, есть ли там велокэбы. Возвращайтесь и скажете мне.
— А вы еще дадите нам десять центов? — спросил один из мальчиков, — когда мы вернемся?
— Да, — ответил Тагоми, — но скажите мне правду.
Мальчики помчались по дорожке.
Если их там не окажется, подумал Тагоми, то это предсказание, что мне остается только удалиться в уединенное место и покончить с собой. Он крепче сжал свой портфель. Оружие у меня есть, с этим затруднений не будет.
К нему стремглав бежали мальчишки.
— Шесть! — вопил один из них. — Я насчитал шесть.
— Я насчитал пять, — тяжело дыша, произнес второй.
— Вы уверены в том, что это велокэбы? — спросил Тагоми. — Вы отчетливо видели, что водители вертят педали.
— Да, сэр, — хором ответили мальчики.
Он дал каждому из них по десять центов. Они поблагодарили и побежали прочь.
Назад, в контору, к своей работе, решил Тагоми, поднялся, сжимая в пальцах ручку портфеля. Долг зовет. Текущие обязанности очередного рабочего дня.
Он снова прошел по дорожке до края парка, вышел на тротуар.
— Кэб! — позвал он.
Тотчас же из потока транспорта по Кэрни-стрит отделился один велокэб. Водитель остановился у самого бордюра, его худое загорелое лицо лоснилось от пота, тяжело вздымалась грудь.
— Слушаю, сэр.
— Отвези меня к «Ниппон Таймс Билдинг», — приказал Тагоми, опускаясь на сиденье и устроившись поудобнее.
Яростно завертев педалями, водитель велокэба тут же занял место среди других велокэбов и машин.
Уже был почти полдень, когда Тагоми добрался до «Ниппон Таймс Билдинг». Едва войдя в вестибюль, он распорядился, чтобы дежурная по связи соединила его с мистером Рамсэем.
— Это Тагоми, — сказал он, когда связь была налажена.
— Доброе утро, сэр. Пока вас нет, чувствую себя как безработный. Испытывая самые мрачные предчувствия, я позвонил к вам домой в десять часов, но ваша жена сообщила мне, что вы ушли, не сказав ей куда.
— Порядок наведен? — спросил Тагоми.
— Не осталось и следа.
— Точно?
— Даю слово, сэр.
Тагоми положил трубку и направился к лифту.
Наверху, при входе в кабинет, он позволил себе краем глаза провести кратковременную проверку. Действительно, как ему и обещали, ни малейших следов. На душе стало легче. Никто бы и не догадался, если бы не видел собственными глазами. Историчность, вплетенную в нейлоновое покрытие пола.
В кабинете его встретил мистер Рамсэй.
— Ваша храбрость явилась главной темой хвалебной статьи в «Таймс», — начал он. — В ней описывается… — Увидев выражение лица Тагоми, он осекся.
— Отвечайте на вопросы, касающиеся безотлагательных дел, — сказал Тагоми. — Генерал Тедеки? То есть бывший мистер Ятабе?
— Скрытно отбыл в Токио. После нескольких отвлекающих маневров различного рода.
— Расскажите, пожалуйста, подробно обо всем, что касается мистера Бейнса.
— Не могу сказать ничего определенного. Во время вашего отсутствия он появился здесь на короткий период, даже как-то тайком, но ничего не сказал, — Рамсэй замолчал в нерешительности. — Наверное, он возвратился в Германию.
— Для него лучше было бы отправиться на Острова Метрополии, — заметил Тагоми, обращаясь, главным образом, к самому себе. В любом случае, теперь главное беспокойство связано со старым генералом. А это уже за пределами моих возможностей, подумал Тагоми. Моих лично, моего учреждения. Здесь воспользовались мною, что, естественно, было и правильным, и целесообразным. Я был их — как это они считают? Их прикрытием.
Я — маска, за которой скрывается реальность. За мной, спрятанная, продолжается действительность, тщательно оберегаемая от посторонних любопытных глаз.
Появилась очень взволнованная мисс Эфрикян.
— Мистер Тагоми, меня к вам послала дежурная.
— Успокойтесь, мисс, — произнес Тагоми. Течение времени продолжает увлекать нас за собой, подумал он.
— Сэр, здесь германский консул. Он желает поговорить с вами. — Она перевела взор с него на Рамсэя, затем снова на Тагоми, лицо ее стало неестественно бледным. — Говорят, что он был уже в этом здании раньше, но поскольку было известно, что вы…
Тагоми решительным жестом дал ей понять, чтобы она замолчала.
— Мистер Рамсэй, напомните мне, пожалуйста, фамилию консула.
— Фрейгерр Хуго Рейсс, сэр.
— Теперь вспомнил. — Ну что ж, подумал он, по-видимому, мистер Чилдэн удружил мне, отказавшись принять револьвер.
Не выпуская из рук портфель, он покинул кабинет и вышел в коридор.
Здесь стоял хрупкий на вид, хорошо одетый белый. Коротко подстриженные волосы цвета соломы, черные блестящие европейские кожаные полуботинки, прямая осанка. И, как у женщины, мундштук из слоновой кости. Несомненно, он.
— Герр Хуго Рейсс? — произнес Тагоми.
Немец наклонил голову.
— Так уж сложилось, — сказал Тагоми, — что уже в течение длительного времени вы и я все свои
