Человек, который умел шутить

В гостиной никого не оказалось. Он осмотрел ковер, камин, пианино и нажал несколько клавиш. А затем направился в столовую. Посередине стоял большой обеденный стол красного дерева, а на нем ваза с ирисами. По стенам тянулись покрытые глазурью пластины с затейливым рисунком. Он осмотрел их и пошел дальше, в холл. Широкая лестница вела на второй этаж; вскинув голову, он увидел площадку и открытые двери. А затем направился в кухню.

Кухня потрясла его. Длинное, сияющее белизной помещение, оснащенное всяческими приборами, о некоторых он знал понаслышке, а про иные и вообще не слыхивал. На огромной плите что-то тушилось, он заглянул в кастрюлю и понюхал. Барашек, решил Аллан.

Пока он стоял и нюхал, у него за спиной послышался шум. Дверь черного хода распахнулась, и в кухню, тяжело дыша, вошла раскрасневшаяся женщина.

– Дорогой! – воскликнула она, подбегая к нему. – Когда же ты вернулся?

Смуглое лицо, встрепанные волосы до плеч подрагивают в такт шагам. Огромные глаза, живой взгляд. На женщине шорты, лифчик и сандалии.

Перед ним стояла Гретхен Мальпарто.

***

Часы на каминной полке показывали четыре тридцать. Гретхен задвинула шторы, и гостиная погрузилась в полумрак. Она ходила по комнате, куря сигарету и судорожно взмахивая руками. Она переоделась в юбку из набивного ситца и крестьянскую блузку. Ребенок, которого Гретхен звала Донной, спал в своей колыбельке на втором этаже.

– Что-то не так, – еще раз сказала Гретхен. – Ты бы хоть объяснил, что именно. Черт побери, неужели я должна просить тебя? – Она повернулась и вызывающе поглядела ему в лицо. – Джонни, это на тебя не похоже.

Аллан растянулся на кушетке, держа в руке стакан со слингом из джина с водой, сахаром и мускатным орехом. Он лежал, разглядывая нежно-зеленый потолок, пока пронзительный голос Гретхен не вывел его из равновесия:

– Джонни, ради бога!

Он встрепенулся:

– Я здесь, рядом. Я пока еще не на улице.

– Скажи, что с тобой? – Она подошла к нему и присела на валик кушетки. – Это из-за того, что произошло в среду?

– А что произошло в среду? – Он почувствовал какой-то отрешенный интерес.

– На вечеринке у Фрэнка. Когда ты застал меня наверху с… – Она отвернулась. – Не помню, как его зовут. Такой высокий блондин. Ты, похоже, разозлился и подвыпил. Это из-за него? Мне казалось, мы договорились не вмешиваться в дела друг друга. Или, по-твоему, это одностороннее соглашение?

– Сколько времени мы уже женаты? – спросил он.

– Надо полагать, ты собираешься читать мне нотации. – Она вздохнула. – Валяй. Только потом моя очередь.

– Просто ответь мне на вопрос.

– Не помню.

– Мне казалось, жены всегда помнят, – задумчиво произнес он.

– Ох, брось ты. – Она встала с кушетки и подошла к проигрывателю. – Давай поедим. Я скажу, чтобы нам подали обед. Или ты хочешь поесть в городе? Может, ты почувствуешь себя лучше на людях, если мы не будем сидеть тут в тесноте?

Аллан вовсе не ощущал тесноты. С кушетки, на которой он лежал, нижний этаж дома был виден почти целиком. Комната за комнатой… как будто он поселился в административном здании. Снял целый этаж, даже два этажа. А в саду за домом стоит коттедж для гостей, в нем три комнаты.

Собственно говоря, Аллан вообще ничего не ощущал. Слинг подействовал на него как анестезия.

– Голову купить не хочешь? – спросил он.

– Не поняла.

– Каменную голову. Или, выражаясь абсолютно точно, из бронзированного термопласта. Подвергается воздействию режущих инструментов. Тебе это ни о чем не говорит? Ты сочла мой поступок весьма оригинальным.

– Давай-давай, мели себе.

Он напомнил:

– Год? Два? Приблизительно…

– Мы поженились в апреле две тысячи сто десятого. Значит, четыре.

– Изрядный срок, – сказал он, – миссис Коутс.

– Да, мистер Коутс.

– А этот дом? – Он понравился Аллану.

– Этот дом, – раздраженно сказала Гретхен, – принадлежал твоей матери, и мне надоело об этом слушать. Я очень жалею, что мы сюда переехали, лучше бы мы продали эту проклятую махину. Два года назад мы могли получить за него неплохие деньги, а теперь недвижимость упала в цене.

– Скоро снова поднимется. Так всегда бывает.

Возмущенно глянув на него, Гретхен пошла через гостиную, направляясь к холлу.

– Я пойду наверх, переоденусь к обеду. Скажи, чтобы она подавала.

– Подавайте, – сказал он.

Гретхен злобно фыркнула и ушла. Он услышал, как зацокали по лестнице каблуки, затем топот стих.

Замечательный дом, просторный и современный, выстроен надежно, да и мебель роскошная. Он еще сто лет простоит. В саду полно цветов, холодильник ломится от еды. Ну чем тебе не рай, подумал он. Будто картина воздаяния за годы служения обществу. За все жертвы, за борьбу, за споры и перебранки. За миссис Бирмингэм и муки, испытанные на секционных собраниях. За постоянное напряжение в неумолимом обществе МОРСа.

Частью своего существа Аллан потянулся к этой жизни, зная, какое имя она носит. Джон Коутс очутился в своем собственном мире, который являл собой противоположность МОРСу.

Где-то прямо над ухом послышался голос:

– Небольшой островок «эго» остался.

Другой голос, женский, ответил:

– Только в глубине.

– Полнейший уход в себя, – сказал мужчина. – Шок, вызванный неудачей, провалом экстрасенс-тестов. Он уже стоял на пороге санатория, хотел вернуться и не смог.

Женщина спросила:

– Нет ли другого выхода, получше?

– В ту минуту ему нужен был хоть какой-то. Он не мог возвратиться к МОРСу, а помощи в санатории не нашел. Отчасти в этом виноват я. Впустую потратил время на тесты.

– Ты думал, что они помогут. – Казалось, женщина подошла поближе. – Он нас слышит?

– Сомневаюсь. Этого никак не определить. Каталепсия полная, поэтому он не может подать нам знак.

– Сколько времени это продлится?

– Трудно сказать: дни, недели, а может, всю оставшуюся жизнь. – Голос Мальпарто как будто удалялся. И Аллан напрягся, вслушиваясь в слова. – Не пора ли сообщить его жене?

– Ты можешь что-нибудь рассказать о его внутреннем мире? – Голос Гретхен тоже начал затихать. – Какая фантазия его поглотила?

– Спасительная. – Голос пропал, потом ненадолго зазвучал снова. – Время покажет.

Все стихло.

Мистер Джон Коутс закричал, пытаясь подняться с кушетки: