— Говорят, сэр, что мистер Панкноул целый год отдыхал во Франции, а как вернулся, решил построить себе замок наподобие тамошних. Кучу денег потратил, ему даже железную дорогу провели, чтобы камни к холму возить.
— А как же их поднимали наверх?
— Приехали из Франции архитектор и еще один, который садами занимается, и привезли с собой несколько кобыл-першеронов. Вы б видели, сэр, какие тяжести этим лошадкам под силу.
Даже подготовленного Пауэрскорта вид, открывшийся за поворотом, сразил наповал. Перед ним раскинулся итальянский сад, испещренный покрытыми гравием аллеями. Кеб покатил медленнее, давая возможность насладиться зрелищем. И было чем: искрясь мраморной облицовкой, блистал великолепием громадный, несомненно, французский замок, с его мансардными крышами, башенками и шпилями, трубами дымоходов, слуховыми окнами и бесчисленными деталями декора. «Закрой глаза, — хмыкнул про себя Пауэрскорт, — и наверняка услышишь слабые, но вполне различимые в ясном воздухе чилтернских холмов звуки “Марсельезы”».
Он попросил кебмена дождаться его. Дворецкий медленно и торжественно, словно на похоронах, повел Пауэрскорта по восточной галерее, украшенной работами итальянских живописцев, с полкой над камином, явно вывезенной из Парижа. Миновав роскошную столовую с великолепной коллекцией севрского фарфора, они вошли в огромную гостиную, из окон которой открывался вид на всю долину.
Свое первое впечатление от внешности Иеремии Панкноула Пауэрскорт мог бы описать так: коллекция бильярдных шаров. Абсолютно лысая голова с кнопочкой носа, крохотными глазками и почти без подбородка — белый шар. Жирное туловище с золотой цепочкой на круглом животе, обтянутое алым жилетом, — красный шар. Даже коротенькие ноги приземистого толстяка, если не обращать внимания на ступни, казались шарообразными.
— Мистер Панкноул, — пожав руку хозяину, произнес Пауэрскорт, — благодарю вас за любезное согласие принять меня в ответ на мою краткую записку. Должен признать — ваш изумительный дворец меня просто потряс! — И он отвесил хозяину поклон.
— Спасибо, лорд Пауэрскорт, спасибо. Как мило с вашей стороны. Интересно, какая часть ансамбля произвела на вас наибольшее впечатление?
«Ага, да ты падок на лесть», — понял Пауэрскорт и решил не скупиться:
— Прежде всего, мистер Панкноул, меня восхитил сам замысел, оригинальная идея перенести в Англию настоящий французский замок. А смелость и совершенство ее воплощения просто поражают. Я не считаю себя знатоком в области искусства, но убежден, что вам удалось собрать лучшую в мире коллекцию живописи, гобеленов, скульптур и всего прочего. Британия должна быть благодарна вам, сэр, за то, что вы сотворили для нее такое чудо! («Счастье, что никто не слышит этот чудовищный бред», — мысленно добавил Пауэрскорт.)
Но даже столь пышного угощения тщеславному Иеремии Панкноулу было мало. Этому гурману хотелось чего-то вкусненького на десерт, а затем, вероятно, еще и сыра.
— А моя площадка для крикета, лорд Пауэрскорт, как она вам показалась?
— Дорогой мистер Панкноул! — всплеснув руками, запел Пауэрскорт. — Это гениально, поистине гениально! Какая грандиозная мысль — с точностью воспроизвести здесь и стадион Лорда, и павильон Марилебонского крикет-клуба! Мне даже показалось, что ваш спортивный комплекс немного больше того, что находится в Сент-Джонс-Вуд, я не ошибаюсь?
— О, вы совершенно правы, сэр. Со временем я выстрою вокруг площадки места для зрителей. И их будет побольше, чем в Лондоне. Тогда тут будут проходить самые важные матчи. Сам Билли Грейс[29] побывал у меня и нашел площадку превосходной.
«Интересно, сколько мошенник выложил за этот авторитетный отзыв?» — промелькнуло в голове у Пауэрскорта, но вслух он произнес другое:
— Прекрасная перспектива! Буду с нетерпением ждать матча, который подарит мне повод вновь наведаться в ваши волшебные владения, мистер Панкноул.
Что-то, однако, не давало покоя кругленькому толстячку. Встав с кресла, он направился, вернее, вперевалку покатился к окну с чудесным видом на долину, а потом, повернувшись к сидящему на краешке дивана гостю, сказал:
— Перед вами, лорд Пауэрскорт, человек, трагически не понятый современниками. Вы, разумеется, наслышаны о бедах, свалившихся на мою бедную голову. — Панкноул закатил глаза и развел в стороны жирные ручки, будто распятый на кресте. — Мои враги ничего не смыслят в бизнесе, у них одно желание — унизить и растоптать меня!
Он мячиком покатился обратно, просеменив мимо полотна Джошуа Рейнолдса, изображавшего прислонившегося к лошади полковника Сент-Леджера, друга и конюшего Георга III. Полковник задумчиво глядел вдаль. Быть может, подумал Пауэрскорт, он мечтает о скачках, которые теперь названы в его честь.
— Любой коммерсант сказал бы вам, лорд Пауэрскорт, что всякое крупное дело развивается неравномерно. Коммерцию нельзя сравнить с биением человеческого сердца, у нее свой ритм. Несколько удачных лет, потом плохой год. То ваши финансовые показатели сияют в солнечном свете, то тускнеют в тени облаков.
Панкноул остановился прямо перед детективом. Снаружи, в саду, надменно прогуливались два павлина, явно считавшие этот диковинный британский дом своим.
— Но враги мои, лорд Пауэрскорт, ошибаются, утверждая, что в пасмурные времена имели место обман и хищения, что я, Иеремия Панкноул, грабил честных людей, доверивших мне свои скромные сбережения. Ничего подобного! Это всего лишь закон развития бизнеса. Если бы коварные злопыхатели не ввели в заблуждение полицию, дела мои снова пошли бы в гору, засверкали новым невиданным успехом. И солнце, без сомнения, еще просияет! И оно взошло, — Панкноул понизил голос, словно говорил сам с собой, — только меня уже не было здесь, и я не мог получить прибыль, потому что меня изгнали, запретив торговать на бирже.
Пауэрскорт решил, что Панкноул наконец выдохся. Отнюдь. Поднялась новая волна праведного гнева:
— Полиция! Господи помилуй, полиция! Полагаю, лорд Пауэрскорт, — бросил хозяин хитроватый взгляд на детектива, — вы не раз имели с ними дело, и их полностью удовлетворяла ваша деятельность. Но что они могут знать о моей, что? Безнадежное, глухое невежество! — Заложив руки за спину, Панкноул снова двинулся через гостиную, на сей раз в направлении прекрасной дамы кисти Гейнсборо. — Вы не поверите, один молоденький инспектор думал, что слово «дивиденд» на футбольном жаргоне означает что- то вроде пари футбольных болельщиков. А другой, постарше, считал, что, раз в балансе значится «дефицит», стало быть, какая-то сумма украдена. Еще один, старший инспектор (вообразите только — старший!) был убежден, что двойная бухгалтерия — это когда сначала все записывают в тетрадки наподобие их полицейских блокнотов, а затем переписывают в счетные книги. Потому, мол, и называется «двойная запись». Ну что тут можно доказать, лорд Пауэрскорт? Я жду судебных слушаний. Жду с нетерпением! И с надеждой на справедливость.
Закончив марш протеста, толстяк уселся напротив Пауэрскорта.
— Мою защиту возглавит сэр Айзек Рэдхед, а помогать ему будет Чарлз Огастес Пью, которого считают мастером перекрестных допросов. — Панкноул говорил о своих адвокатах с такой гордостью, будто это были звезды его любимой футбольной команды.
— Я знаю Чарлза Огастеса Пью, мистер Панкноул. Действительно, в зале суда это свирепый тигр. — Пауэрскорт давно перестал удивляться тому, что он называл моральным нейтралитетом адвокатуры. И все же он не согласился бы защищать Иеремию Панкноула, несомненного мошенника. Однако адвокаты, которых он высоко ценил и уважал, не брезговали взять у жулика монетку, впрочем, видно, не такую уж мелкую. Адвокатское сообщество напоминало ему вереницу кебов у крупного вокзала, готовых везти любого, кто им заплатит.
«Что ж, похоже, сейчас самое время перейти к цели моего визита в Парадиз», — подумал он и добавил:
— Как раз об адвокатах я и хотел поговорить с вами, мистер Панкноул, точнее, спросить вашего совета.
